— Эрнис… Дьен, ты никогда не задумывался о том, что она ведь, по сути, просто неплохая волшебница, которой по несчастливой случайности удалось пережить собственное тело? Стала ли оно сильнее за те века, что пребывала в состоянии духа? Вполне возможно, но…
— Может быть, и нет,— задумчиво протянул Жаров, крутя пальцами огрызок яблока. С его точки зрения этот фрукт был самым что ни на есть настоящим, но он уже был знаком с этим видом иллюзии. День, другой, неделю — а потом появляется постоянное чувство голода, которое не притупляется даже во время еды.— Может быть, она и не стала сильнее… или скорее стала, но только в той части, что касалась ее духовной сущности. А Зоргену необходимо было заботиться о сущности телесной.
— Думаешь, он нашел решение?
— Уверен. И оно— где‑то здесь, в одной из этих книг. Зорген был самовлюбленным гением, Тэй, он не мог не записать решения. Не мог не похвастаться. Я уверен, тебе достаточно будет даже намека.
Таяна оглядела стеллажи, на которых громоздились книги, исписанные рукой Ульрихо дер Зоргена. Протянула руку, сняла с полки фолиант, но корешке которого была выведена витиеватая цифра «1», и снова опустилось в кресло.
— Что ж, Дьен… приступим?
Ноэль‑де‑Тор, Шпиль Познания. Где‑то между мирами
Дорога извивалась между деревьями подобно змее. Хотя, если подумать, какая ж это дорога? Скорее звериная тропа… Кони шли шагом, их никто не понукал. Ночь уже осталась позади, воздух был свеж, как это бывает только утром, еще до того, как первые лучи солнца вырвутся из‑за горизонта, стремительно напитывая все вокруг летним, тягучим зноем. Пройдет совсем немного времени — и от этого кристально чистого воздуха, каждый глоток которого есть истинное наслаждение, не останется и следа. Он станет сухим, даже горячим — а на зубах заскрипит пыль, пока еще прибитая утренней росой, Пыль, неизменный спутник путешественника, проникает повсюду — сквозь ткань одежды, сквозь спутанные пряди волос, сквозь сочленения доспехов.
Но пыль — это там, на равнине. Здесь, в лесу, ей неоткуда взяться. Здесь воздух напоен ароматом хвои, и хвоей же — только старой, пожелтевшей — приглушены удары копыт о слежавшуюся землю. Там, на равнине, кристальная чистота утреннего воздуха исчезнет быстро, здесь — задержится немного подольше. А потом солнце вновь одержит победу, ибо сейчас время, когда солнце в своем праве.
Двое всадников были в пути уже очень давно. Шенк чувствовал, как слипаются глаза, как двоятся стволы деревьев, словно по мановению руки волшебника раздавшиеся в стороны, открывая место для тропы. Ему нужен был отдых, он не спал уже сутки — и треть этого времени провел в седле. Да и кони вымотались — и только девочка ничуть не выказывала признаков усталости.
Это было неудивительно. Вампиры не просто сильнее обычного человека — он и быстрее, и выносливее. Взрослый, приняв облик летучей мыши, способен поднять даже небольшую лошадь и унести ее достаточно далеко, чтобы, не опасаясь преследования, в полной мере насладиться трапезой. Хотя, пожалуй, девчонке было еще до этого далеко…
Девчонке ли? Шенк критическим взглядом окинул фигурку, мерно покачивающуюся в седле в нескольких шагах впереди. Пока она сидела, скорчившись, опутанная цепями, он не мог рассмотреть ее как следует, а тонкие запястья и худоба — признак того, что голод ей известен не понаслышке, — заставляли ее казаться еще меньше. Теперь же, при свете дня, он мог оценить свою спутницу более объективно. Да, она казалась еще почти ребенком. Девочкой… но девочкой, уже почти вошедшей в пору девичества. Если мерить на человеческий лад, то она выглядела лет на пятнадцать… а это означало, что она появилась на свет не менее двадцати лет назад.