Красиво! Нам бы так!..
Никита обводит взглядом притихшие ряды, открывает хрестоматию и читает отрывок из «Капитанской дочки», где Гринёв, он же Никита Лобзев, объясняется в любви Машеньке Мироновой.
Я выдохнул и поставил жирную точку.
Или иди спать, или читай! послышался за спиной голос жены.
Веки мои слипались, но я собрался с силами, сбросил с плеч пальто и, сладко потянувшись, прочитал текст, ещё не остывший от горячего авторского дыхания. Текст о любви молоденькой девочки к старому учителю литературы. Любви, которой суждено было тайно родиться и также тайно умереть в сердце будущей женщины первая любовь не выбирает
Я закончил чтение. Молчаливый брегет пробил три часа ночи, наполнив гостиную раскатистым бархатным перезвоном. Жена сидела неподвижно, запрокинув голову. Глаза её бродили по потолку и, казалось, что-то высматривали на пожелтевшей от времени побелке.
Спасибо, Миша, произнесла она, ты тронул моё сердце. Разве я когда-нибудь рассказывала о своей первой любви? Твоя влюблённая девочка это я тридцать лет назад! Я не помню, как выглядел мой возлюбленный учитель литературы, помню только, что он частенько поднимал вверх указательный палец и, глядя куда-то поверх нас, таинственно произносил: «Ребята, ищите интонацию!..»
Кожаные ризы
(Ироническая миниатюра)
Да-а, думал Адам, вглядываясь в торс Евы, едва прикрытый перевязью из молодого бамбукового листа, верно поют ангелы: «Всё, что Бог ни делает всё к лучшему!..»
Прародители шли по каменистой дорожке, протоптанной диким зверем. Примятый следок причудливо вился по отлогому берегу Евфрата сквозь заросли камыша и частокол гигантского серого бамбука. Адам шёл сзади, нарочито чуть поодаль Евы. Это позволяло ему беспрепятственно и с неизъяснимым восторгом рассматривать сквозь промежутки набедренной перевязи восхитительные формы первой дамы человечества, тронутые райским загаром. Две крупные слезинки, полные умилительной нежности, посверкивали на карих роговицах его внимательных глаз. Адам тяжело дышал. Его манила к Еве скрытая внутренняя сила. Она возбуждала сердце и одновременно пугала неискушённый житейский ум. Всякий раз, когда перевязь чуть растягивалась при ходьбе, упругая «клеточка» женского бедра вспыхивала перед ним, подобно светлячку сквозь переплетение травы.
Да, девочка, которую я почитал как нелепое продолжение собственного ребра, определённо хороша! бубнил Адам, прикрывая лицо широким пальмовым листом.
Но ни лист, ни первый рыжий пушок (прообраз будущей каштановой бороды) не могли скрыть от наблюдательной Евы пылающих ланит божественного первенца. Стоп! Как женщина, идущая впереди, может видеть то, что происходит у неё за спиной? Да-а, наряду с грехопадением это одна из непостижимых первородных загадок, о которой Господь ничего не сообщил Адаму (а значит, и будущей мужской половине человечества).
Вы спросите: «Почему грехопадение прародителей загадка? Что ж тут непонятного? Змей обольстил и всё такое». Отвечу вопросом на вопрос: «Зачем Адам ел яблоко? Ведь он не хотел есть, в раю нет нужды. Выходит, Адам ел из любопытства?» Вот оно что! Праздное любопытство крючок, на который ловит нас лукавый змей-грехолов запомним это!
* * *Многое изменилось в жизни Адама и Евы, после того как архангел Михаил, исполняя божественную волю, указал им на дверь. С одной стороны, реальная земная жизнь в отличие от прежнего райского довольства оказалась трудна и непредсказуема. С другой в раю господний первенец созерцал сады Эдема, не концентрируя внимание на каких-либо отдельных формах, цветовых пятнах или трубных голосах ангелов. Он был полон любви к Богу и оттого беспечен и невнимателен. Теперь же, изгнанный из рая, утративший непосредственную связь с Богом, Адам вынужден был приспосабливаться к остроугольным выступам земного бытия. Он всматривался в причудливые формы окружающей действительности и с каждым днём всё более убеждался: мир, созданный его Отцом, необычайно прекрасен! Прекрасен не райской красотой, которую невозможно наблюдать, потому что рай устроен не для созерцания, но только для восхищения. Нет! Мир живой природы, где каждый элемент смертен, а значит, неповторим, пробуждал в Адаме незнакомое прежде чувство сбывшегося счастья. Именно «сбывшегося», ведь в раю счастье это состояние абсолютного торжества. Оно бесконечно и никогда не может сбыться целиком.