Чандра оказалась права. Есть вещи пострашнее самой смерти. Утром, когда Яш вышел из хижины, он увидел ужас в глазах своих соседей. Люди на улице шарахались от него словно от прокаженного. В их умах и душах поселился первобытный страх. С их губ слетали угрозы и страшные проклятия. Даже Ману, верный, преданный Ману сторонился его и старался не смотреть ему в глаза. А Сабхаш Он вовсе повернулся к нему спиной, делая вид, будто ничего не замечает. Он тоже поддался страху, охватившего жителей маленькой деревни.
Ты будешь проклят! выкрикнул кто-то.
Боги покарают тебя, Яш Бхатия! воскликнул кто-то еще.
Кумакун придет за тобой, безбожник!
Безбожник, будь ты проклят!
Будь проклят!
Будь проклят!
Будь проклят!!!
Лучше уходи из деревни, шепотом проговорил старый Джагджит, подойдя к сикху так близко, что его никто не мог слышать. Уходи и не возвращайся. Ты уже умер, хоть еще и дышишь.
Да что происходит?! вопросил тогда Яш, срываясь на крик. Отпечаток обреченности лежал на его смуглом лице, а в черных глазах искрился гнев, подогреваемый ужасом происходящего. Он никак не мог понять, что творилось и чем он провинился.
Уходи. Я и Ману, мы присмотрим за твоей семьей, они будут жить, и никто их не обидит, если сами боги не обрекут их на вечные страдания, положив свои руки на плечи сикха, старик встряхнул его. Ты слышишь меня, Яш? Мы не дадим твою семью в обиду, ведь они ни в чем не виноваты!
Ты говоришь: они ни в чем не виноваты. Тогда, может, скажешь, в чем повинен я, раз ты меня прогоняешь?
Я тебя не виню, мой мальчик! Я лишь хочу, чтобы ты жил! старик Джагджит обернулся, заслышав далекий раскат грома. На западе, где собирались громоздкие, свинцовые тучи, вдруг вспыхнул небесный огонь.
Это Кумакун! крикнул кто-то.
Он явился за тобой, безбожник!
Уходи! яростно выкрикнул старик, оттолкнув от себя сикха. Уходи и не вздумай возвращаться!
Яш бежал без оглядки. Он даже не зашел в хижину, чтобы попрощаться с семьей, бежал так быстро, как только мог. Мысли в его голове путались, он не знал, о чем и думать. Бешено колотилось сердце, и уже начинало покалывать в боку. Спускаясь к излучине реки, он несколько раз упал, но быстро вставал и бежал дальше. Грозовые тучи уходили дальше на северо-запад, а небесный огонь, светящийся бирюзовым, быстро приближался к нему. Если бы сикх обернулся, то смог бы различить контуры золотой колесницы и возничего, правившего ею.
Тебе некуда бежать, разбойник! Голос, подобный раскату грома, эхом прокатился над излучиной реки. Колесница стремительно промчалась над головой бегущего сикха, повисла в воздухе у самой кромки леса. От нее исходило бирюзовое свечение. Сам же Кумакун, защитник веры, совершив идеальное сальто, приземлился на землю в десяти шагах позади беглеца. Он выпрямился во весь свой немалый рост, взмахнул коротким жезлом, в тот же миг трансформировавшимся в копье с листовидным клинком. От него тоже исходило свечение, но, в отличие от небесной колесницы, оно было золотистое.
Ты не заслуживаешь смерти, нарочито медленно проговорил герой, уверенно приближаясь к сикху. Только не смерти!
Чем я разгневал богов? Яш прекрасно понимал, что ему не удастся убежать. Потому он задал вопрос, на который хотел получить ответ, прежде чем отправиться в царство Ямы6.
Убийство освященной на долголетие лани. Освященной самим жрецом Абхейем в храме Дьяуса. За это страшное преступление ты понесешь наказание, хоть и не такое суровое, как ты заслуживаешь! громовым голосом проговорил доблестный Кумакун. Взмахнув своим копьем, а затем взмыв в воздух, он занес смертоносное оружие для удара.
Яш закрыл глаза. Бежать он уже не мог, для этого у него просто не хватало сил. Сопротивляться не осмеливался, да и какой в этом был толк. Оставалось принять свою судьбу и навечно поселиться в царстве мертвых. Забытым и проклятым на веки вечные.
Ты послышался хриплый возглас вслед за протяжным «вж-ж-жиг», взрезавшим пространство, время и расстояние.
Я! послышался в ответ мелодичный знакомый голос, перешедший в веселый громкий смех.
Яш осмелился разомкнуть веки, ошарашено отступил назад. Герой-храмовник, победитель ветале7, грозный защитник веры едва держался на своих ногах. Левую руку он прижимал к груди, меж пальцев которой струилась алая кровь. Копье снова приобрело форму жезла и лежало в двух шагах от своего владельца в зеленой траве.