И поэтому он настаивал на увековечивании своей воинской доблести и примера для подрастающих поколений — в виде небольшой статуи в центре Города. Маленькой — всего лишь в натуральную величину, т. е. на два пальца… или лучше — на локоть повыше тролля. Но непременно — из чистого золота. Из толпы раздавались недоверчивые возгласы, которые только сильнее его раззадорили — и Грахель принялся в лицах изображать, как он наносил двадцать восьмой или тридцать девятый удары, успевая изобразить в лицах как себя в бою, так и противника, да ещё парочку зрителей, в число которых непременно попадал и староста. Зрители просто покатывались со смеху, староста злился, но не мог ничего сделать — ибо кумиром для сердец людей в это время, бесспорно, являлся Грахель.
— А он забавный! — улыбнулась Миралисса, на щеки которой наконец вернулся румянец. — Вот только…
— Не слишком серьёзный? — подхватил Дон, продолжая аккуратно поддерживать эльфийку за талию, и будучи не в силах её отпустить. — Это всего лишь видимость, маска. На самом деле он очень умён, и то что он делает сейчас — вовсе не лишено смысла.
— Дай-ка я сама догадаюсь. Грахель пытается помочь людям разрядиться, выпустить пар, излить наружу ярость схватки, будоражащей кровь — чтобы эти эмоции не выплеснулись бесконтрольно, на кого попало, например, на некую незваную гостью — эльфийку…
— На прекраснейшую воительницу, воплощение детских сказок и грёз, появившуюся как по волшебству и спасшую нас всех! — произнёс Дон, с прежним восхищением глядя на неё.
Миралисса немного покраснела, хотя эти слова ей были очень приятны. Тем более что особое выражение, с которым человек произнёс эту фразу, не давало возможности ни на миг усомниться в его искренности.
— Так уж и спасшую…
— Спасшую. Несомненно. Без тебя нас всех ждала бы смерть — в лучшем случае.Ты появилась, как виденье…
— Ух ты, да ты ещё и менестрель!
— Немного. Мне… это просто нравится. Но иногда и в бою полезно — как, например, сегодня.
— Потрясающая баллада. Но мне показалось, она немного…
— Неокончена?
— Да.
— Ничего удивительного. Я не пропел последний куплет… Потому что не смог — он опасен. Это песнь воина, погибающего в безнадёжной, неравной схватке, и песнь может придать бойцу сил и неуязвимости — неведомым образом совпадая с некимритмом , лежащим в основе…
— Я понимаю, о чём ты… Я слышала этот ритм, эту мелодию. Но если песнь помогает, чем опасен последний куплет?
— Потому что это песнь воинапогибающего . И после последнего куплета сложно остановиться, остатьсяздесь … Постой, ты сказала… Тыслышала ?
— Да, это было…
Миралиссу прервал звук рога, внезапно раздавшийся у ворот… вернее, у того места, где они были. Люди испуганно замолчали, обернулись на источник шума — и вздрогнули. Перед ними смело возвышалась фигура главнокомандующего в сверкающих доспехах. Шлем полностью скрывал его лицо, и следов недавнего видно не было — лишь глаза мертвенно мерцали сквозь прорезь шлема. Правую руку орк держал на рукояти ятагана, готовясь в любой миг его выхватить, левая была заведена за спину.
— Эй вы! — обратился он к молчаливым защитникам. — Мы пришли спасти вас от тирании — поэтому, чтобы избежать ненужных жертв, предлагаю решить дело в поединке — один на один. Побеждаю я — и все люди смогут уйти из Города, целыми и невредимыми, побеждает ваш боец — мы уходим и никогда больше не возвращаемся. Что скажете?
— Иди сюда, я тебя сейчас вобью в землю! — закричал гном, пытаясь вырваться из рук соплеменников и схватиться с орком.