– Чуть помедлив, он продолжал: – У тебя под кожей нет ни металлических пластин, ни масла, но они уже изменили тебя. Ты помнишь, кем ты была, девочка? Зачем ты им понадобилась? Где ты родилась, в какой семье?
Ксанча тяжело вздохнула. Честность в данных обстоятельствах казалась лучшим выходом, ведь, как и Джикс, этот человек был демоном и, несомненно, враждовал с Фирексией.
– Я Орман-хузра. Я называю себя Ксанчей и принадлежу Фирексии.
Внезапно человек занес кулак над ее лицом. Она зажмурилась, не в силах защищаться, но удара не последовало.
– Слушай меня внимательно, Ксанча. Теперь ты принадлежишь мне. После того что с тобой сделали – не важно по каким причинам, – у тебя нет повода любить и уважать Фирексию. Надеюсь, у тебя хватит ума рассказать мне все, что ты знаешь, начиная с того, как ты и другие собирались попасть домой.
Ксанча была умным тритоном, сам Джикс говорил ей об этом, и взвешивала каждое слово:
– Видишь эту пещеру? Отнеси меня туда, и я покажу тебе дорогу в Фирексию.
Глава 7
Сквозь сон Ксанча почувствовала, как кто-то трясет ее за локоть. Открыв глаза, она не сразу сообразила, где находится, но, оглядевшись, узнала рощу у ручья, потухший костер и Ратипа, стоящего возле нее на коленях.
– Просыпайся! – Юноша снова толкнул ее в плечо. – Тебе снился кошмар.
Последние обрывки ночных видений еще витали в голове Ксанчи: сырая пещера; золотистые насекомые; жрец-исследователь, занесший над головой антенну; Урза, колдующий над костром… Это были воспоминания, к которым она не хотела возвращаться даже во сне. Поняв, как крепко она заснула, Ксанча тихо выругалась и взглянула на Рата.
– Что ж ты не убежал? – спросила она.
– Я думал об этом, – спокойно ответил Ратип, – всю ночь. Мы так далеко от знакомых мест, у меня на ногах цепь… Но даже если ты сильнее меня и обладаешь этой летающей штуковиной, ты все равно такая маленькая, что нуждаешься в ком-то, кто смог бы о тебе позаботиться.
– Обо мне? – изумилась Ксанча. – А как же твоя клятва?
Он пожал плечами.
– У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом. Проснувшись ночью, я сначала решил, что ты притворяешься, будто спишь, и ждешь, когда я попытаюсь бежать. Но если бы я побежал, точнее, пошел… – Рат позвенел цепью, – я должен был быть уверен, что ты не сможешь меня догнать.
– И что ты собирался сделать? Задушить или разбить мне голову?
– Я не успел решить… Тебе снился кошмар, на это было страшно смотреть, и я разбудил тебя. Ты веришь в сказки шраттов о снах и душах?
– Нет. – Ксанча знала о верованиях шраттов лишь то, что они жестоко расправлялись с любыми иноверцами. А свою душу, как утверждал Урза, она потеряла, когда попала в обсидиановый чан Храма Плоти.
Потянувшись, девушка достала из корзины Ассора еду и, бросив юноше кусок хлеба, произнесла:
– Я сама в состоянии позаботиться о себе. А когда мы доберемся домой, ты станешь Мишрой и встретишь Урзу – это и будет тот, кому нужна твоя помощь.
Рат усмехнулся, но промолчал. Казалось, он решил стать образчиком добродетели и послушания. По крайней мере до тех пор, пока Ксанча не приказала ему сесть рядом, чтобы поместиться в шар.
– Другого варианта нет? – спросил он, бледнея. – Может, пойдем пешком? Даже с цепью я предпочел бы идти, а не лететь.
Ксанча покачала головой, а Ратип, зажав рот ладонью, бросился в кусты, где его и стошнило. Вернувшись, он проговорил обреченно:
– Кажется, теперь я готов.
– С этим шаром у меня никогда не было неприятностей, Рат. Передвигаться в нем безопаснее, чем в повозке или пешком.
– Боюсь, это не утешит меня… – начал юноша, но замер на полуслове. Увидев, как Ксанча зевнула, а из ее открытого рта появилась сфера, он вновь направился к кустам.