– О если бы ты только мог видеть и слышать меня! Обрати свое сердце ко мне, и я открою тебе глаза на предательство!
Ксанча не сомневалась в гениальности Урзы Изобретателя, но опасалась за его рассудок всякий раз, когда он начинал разговаривать с механической фигуркой своего брата. Мироходец полагал, что каждый момент времени содержит в себе все предыдущие, и был уверен, что когда-нибудь научится не только воссоздавать прошлое, но и, проникая в него изменять события. Он сможет говорить с механическими миниатюрами, раскроет Мишре все тайны своего сердца, и младший брат ответит ему. В этом он был так же уверен, как в том, что солнце всходит на востоке.
Ксанча боялась этого дня. Опустив линзы, она попыталась отвлечь Урзу вопросом:
– Итак, твоя сторона?
Урза метнул на нее страшный взгляд.
– Моя сторона?! Я не участвовал ни в чем из того, что случилось в тот день! Я ничего не знал! Мне лгали! Они знали, что я никогда не соглашусь на предательство. Я мог бы остановить их и предупредить брата!
– Конечно. Но финал все равно остался бы прежним. – Ксанча попыталась сказать это как можно мягче. – Подкупив Ашнод, фирексийцы хотели уничтожить кадира, вождя, тебя и твоего брата. Ни один из вас не должен был остаться в живых.
– Да, – задыхаясь от ненависти проговорил Урза. – Ни кадир, ни вождь иотийцев не должны были выжить. Они хотели поймать меня, так же как они поймали моего брата. Мы должны были поговорить!
Он повернулся к столу.
– Я понял, брат! Я простил. Мужайся, Мишра! Я сделаю все, чтобы спасти тебя.
Ксанча вздрогнула. В ее копиях «Войн древних времен» были противоречия, но не там, где их видел Урза.
– Ты считаешь, что в тот день фирексийцы уже изменили тело и душу твоего брата?
Урза отпрянул от стола. Его глаза снова стали обыкновенными.
– Я узнаю это в следующий раз. Они подкупили его. Посмотри, как он разговаривает с Ашнод. Должно быть, они понимали: поговори мы с глазу на глаз, и я непременно почувствую в нем перемену… Я спас бы его, если, конечно, еще оставалось что спасать. – Он тяжело вздохнул и продолжал: – Они знали, что меня нельзя подкупить, Ксанча, потому что я обладал Камнем силы. Фирексийцы никогда не смогли бы меня победить. Будь проклят тот день, когда нас разлучили! Если бы не это, мы бы объединились и загнали их обратно в Койлос. Но они узнали о нашей силе раньше, чем мы сами стали догадываться о ней.
Они… У Урзы всегда все сводилось к ним, к фирексийцам. Вполне возможно, что они подкупили и Ашнод, и Мишру. Но она знала и то, что, пока Урза играет в своих механических солдатиков здесь, за этим столом, другие фирексийцы, вполне реальные, высаживаются на берег Доминарии.
– Все это уже не имеет никакого значения, – возразила Ксанча. – Мишра лежит в земле уже три тысячи лет! И теперь совершенно не важно, подвел его ты, предала его Ашнод или подкупили фирексийцы и произошло это все до «огненного рассвета» или после. Урза, ты воссоздаешь прошлое, которое теперь не имеет никакого значения.
– Не имеет значения?! По их милости мы с братом стали злейшими врагами! Нет, Ксанча, для меня это всегда будет иметь значение. Я должен узнать, что они сделали, как и когда! Ведь можно же было остановить их. – Он тяжело вздохнул. – Я не должен больше ошибаться.
Урза вновь пододвинулся к столу. Ксанче не нужны были линзы, чтобы разглядеть сверкающую фигурку Мишры.
– Нет, Мишра, я больше не совершу ошибки. Я понял смысл предостережения транов. Теперь меня никто не обманет, даже ты…
В те далекие времена, когда они вместе скитались по мирам, еще до того, как Урза вновь привел Ксанчу в Доминарию, она с большим пониманием относилась к его навязчивым идеям.