Закручинился царь, загоревал. Снова книгу спрашивает:
Как-нибудь помочь можно сыну или узнать хоть, где тело лежит, чтобы домой привезти?
Карта на страницах проявилась, на ней путь обозначен, и слова поверху пробегают: «Три дня осталось. Встань-трава его спасёт». Тут шорох раздался, юная царевна на шею отцу бросилась, только домой вернулась. Видит печаль у царя такая, что ей не радуется. Вызнала, что стряслось. И в улыбке расплылась:
Есть у меня всё! Успею брата спасти!
Погоди, егоза, останавливает её царь. Надо за старшими братьями послать. Они только на охоту уехали.
Некогда! прозвенело в воздухе, мелькнула воздушная накидка.
И уж внизу слышится:
Седлай коня!
Самая резвая кобыла из царской конюшни взяла с места в галоп. Долго стоял в ушах царя стук копыт. Низко прижавшись к гриве, стрелой летела царевна на помощь.
«Только бы успеть», стучало её сердечко.
Успела. Видит лежит недвижим на траве, раскинув руки, её братец. Поспешила царевна к брату, склянку достаёт с измельчённой Встань-травой, нож вынимает, посыпает на рану богатырю. Затянулась рана, порозовела кожа. Достала тогда царевна сырую Встань-траву, трижды накрест ударила брата. Очнулся Иван-царевич.
Как же долго я спал
Спал бы ты ещё дольше, если бы не было у меня Встань-травы.
А где же братья мои? продолжал недоумевать Иван-царевич.
По-своему поняла его царевна.
Поехали домой, расскажу, говорит.
По дороге рассказала она, что вернулись братья и привезли книгу волшебную.
То-то обрадовался царь, увидев меньшого сына. Ну его расспрашивать. Стал сказывать Иван-царевич и про птицу Рух, и про сад Султана, и про Змея Морского, и как с братьями лёг отдохнуть, а очнулся от Встань-травы. Все дивуются, да не очень верится.
Стал царь старших братьев расспрашивать, как они книгу добыли. Те горазды врать, да так складно выходит, что не видели они Ивана-царевича. Растерялся царь, не знает кому верить.
Да у тебя же, батюшка, волшебная книга есть, её и спроси, нашлась царевна.
Открыли книгу, и замелькали на страницах картинки похода Иванова, и злодейство братьев там было.
Осерчал царь. Старшие сыны ему в ноги повалились, раскаялись, обещали верой-правдой отслужить. И послал он их служить на дальние подступы, защищать от ворогов границы царские на девять лет.
А Иван-царевич наследовал царство за службу верную безупречную.
Берестяночка
Давно это было. Лёгкий морозец к вечеру становился стужей. Немели пальцы рук, обжигало дыхание. Он упрямо шёл вперёд, ссутулившись, думая свою невесёлую думу: что будет сегодня есть и где спать? Эти вопросы у него стояли ежедневно. Он снова провалился в воспоминания.
Осень выдалась урожайной, закрома были полны зерна. Теперь можно было заняться любимым делом. Резьба по дереву вот что грело его душу долгой зимой.
Он выбирал себе хорошенько вымоченный чурбачок, когда раздались шум, гиканье, крики людей. И раньше, чем он опомнился, волосяная верёвка туго обхватила его за плечи.
Никогда прежде не доходила до их деревни татарва, но вот и случилась беда. Буйный отряд на мохнатых лошадёнках застал их врасплох, тихо пройдя по первому зимнику, сковавшему привычную грязь.
Горько он смотрел, как грузят на пристяжных с таким трудом выращенное зерно, скот, птицу. Лежали, уснув последним сном, односельчане, давшие отпор. Пленных было немного. Большинство мужчин ещё не вернулось с охоты, а бабы с гуляний, устроенных в деревушке в пяти верстах, где был престольный праздник.
Резчик так любил тишину да одиночество, что рано ушёл с праздника, за что и поплатился. Краем глаза он видел, как чей-то шустрый пострелёнок метнулся за калиновый куст. Значит, есть надежда, что односельчан упредят.
Вот и тронулись в скорбный путь. На их счастье через седьмицу пути на отряд, перегруженный награбленным, напали княжеские дружинные, всех врагов изрубив в клочья. Освобождённых пленников отвели в детинец залечивать раны. А резчик вызвался вернуться домой, чтобы как можно скорее утешить и порадовать выживших.
Теперь он шёл по разорённым деревням, встречающим его то пожарищами, то падальщиками. Не такой он помнил свою Родину. Над деревнями неслось нескончаемое карканье, да сытые волки провожали путника равнодушными взглядами.