На ходу сменил опустевшую обойму на полную. Эта последняя. Вовремя, кстати. Выскочивший из зарослей сирени живчик, схлопотал пулю куда-то в корпус, и снова скрылся в кустах. Зато, сзади, опять пыхтят двое. Вон, впереди, забор. Успеть бы. Залп из нескольких ружей прозвучал неожиданно. Санька, даже, сначала, подумал, что стреляют по нему, и упал между двух могил.
Придурок, что разлёгся? донеслось от забора. Давай сюда!
Свои! Сашка поднялся и в три прыжка добежал до забора.
Чего один? усатый Захар, стоя на одном колене, перезаряжал свою вертикалку. Зойка где?
В склепе оставил, парень присел рядом и снова вскинул пистолет. Ногу подвернула. Надо за ней вернуться.
Где склеп?
На том конце. Возле забора.
Нет. Далеко. Мы патроны, уже, потратили, пока столовку зачищали. Не пробьёмся.
Так, что же, оставлять её?
Склеп хороший? Прочный?
Прочный. А, толку?
Ночь пересидит. А утром сходим за ней. Пошли.
Как вы тут оказались?
На выстрелы пришли. Сразу догадались, что это ты шмаляешь. Ну, чего ждёшь? Когда ещё зомби появятся? Не набегался?
Крыть было нечем, и Саня, скрепя сердце, последовал за мужиками к дыре в заборе.
Старенький ГАЗон с, наполовину заполненным мешками, кузовом, ожидал за углом небольшой церкви. Сашка обвёл мужиков взглядом и облегчённо вздохнул. Все на месте и потерь нет. Михаль, тощий мужик лет тридцати с, не по возрасту, юношескими прыщами по всему лицу, по своему обыкновению изучал свою физиономию в осколке зеркала. Игорёк, плюгавенький мужичок, прибившийся к общине совсем недавно, сосредоточенно ковырялся в своей двустволке. Славик, длинноволосый очкарик, бывший студент-строитель, пессимист по характеру и нытик по жизни, уныло стоял возле кабины, думая о чём-то своём, безрадостном. Зато, Шило, хохмач и весельчак, травил свои нескончаемые байки в окружении остальных мужиков.
Все в сборе, объявил Захар. Грузимся!
Зойку, куда дели? спросил кто-то.
Она в безопасном месте. За ней утром вернёмся.
Общинники, сдержанно галдя, стали забираться наверх и рассаживаться прямо на мешках. Санька сунул пистолет в карман, поднялся на колесо и перекинул ногу через дощатый борт, когда воздух распорола пулемётная очередь, а к грузовику подбежали крепкие мужики в чёрной униформе с автоматами наперевес.
Так, пукалки не лапаем! мощно пробасил громила в натянутой на лицо «Балаклаве» с РПК на плече. Ручки поднимаем и тихонечко сгружаемся на землю.
Мужики! вылез из кабины Захар. Что за дела? Если мы на чью-то территорию влезли извините. Готовы компенсировать. Зачем, сразу, автоматами махать?
Заткнись, падаль! сквозь зубы процедил ближайший к нему боец и двинул прикладом в солнечное сплетение.
Захар повалился на землю, судорожно, словно рыба на суше, хватая воздух ртом.
Мораль всем ясна? опять заговорил громила? Без разрешения голос не подавать. Тихо стоим и не дёргаемся.
К церкви подъехал мебельный фургон на базе ЗИЛ-130, и автоматчики стали загонять общинников внутрь. Дверь глухо, словно крышка гроба, захлопнулась, отрезая солнечный свет, машина завелась и тронулась с места.
Похоже, мы попали, раздался из темноты голос Михаля.
Что им от нас надо? истерически взвизгнул Игорёк.
Да, грохнут нас, и все дела, угрюмо ответил откуда-то из угла Славик.
Хотели бы грохнуть, там бы и грохнули, отозвался Захар. Стали бы они на нас бензин жечь?
Снаружи раздалась автоматная очередь, ещё одна, а, потом, забористый мат, перекрывший звук работы двигателя. Все испуганно замолчали. Санька сидел на полу фургона, глядя в темноту, и думал о Зойке. Она, сейчас, сидит на кладбище в склепе, ждёт его, а он едет неизвестно куда, и не имеет возможности убежать. Что с девчонкой будет, теперь? За переживаниями, даже, отступила тревога за самого себя.
Вот, так отвезут к оврагу и завалят за здорово живёшь, опять, заныл в темноте Славик. Вы их рожи видели? Им же убить как высморкаться. Особенно у того, с пулемётом.
Где ты рожу того, с пулемётом, рассмотрел? отозвался Михаль. Она же у него балаклавой закрыта.
И так видать, что ничего хорошего.
Да перестаньте вы жуть нагонять! заверещал Игорёк. И без вас тошно!
Заткнулись все! рявкнул Захар.
Все сразу замолчали, и, только, в темноте было слышно судорожное дыхание одиннадцати человек. Машина покачнулась, переезжая какое-то препятствие, и остановилась. Хлопнула дверца кабины, послышались голоса, смех, топот множества ног и скрип, кажется, ворот. Потом, машина опять тронулась, но, на этот раз, проехала совсем немного и опять остановилась. Дверь фургона распахнулась, впуская внутрь вечерний свет, показавшийся после темноты ослепительным. И на фоне сумрачного неба был виден силуэт человека с автоматом.