Повернувшись, я заметил длиннорылую тень, которая тоже шевельнулась. Я попытался отделиться от нее, но не смог. Сделав несколько медленных шагов, я затрусил и потом в бешенстве плюхнулся в грязь. Тень неотступно преследовала, меня. Добежав до противоположной стены загона, я бросился на нее с отчаянным криком. Ночное молчание нарушил визг перепуганного поросенка.
Было бы безумием не поверить очевидному. Сумасшедшие облегчают свою участь тем, что отвергают факты. Но как утверждать, что человека нельзя превратить в животное, если именно это со мной и случилось?
Я не долго чувствовал себя не в своей тарелке. Мой визг разбудил обитателей свинарника, и они, похрюкивая, подошли меня обнюхать. Поначалу я увертывался, не желая завязывать знакомство, но в конце концов устал и успокоился. Тогда они вновь собрались возле меня. Я вспотел и продрог, а от тел их шло приятное тепло. Мы провели ночь, сбившись в кучу, как это обычно делают свиньи. К утру я почувствовал себя здесь своим. Мои новые знакомцы, как и я, были свиньями, и ничего плохого в этом я уже не видел.
Вдруг послышались человеческие голоса, и философское умонастроение меня покинуло. Пристыженный, я забился в дальний угол свинарника. Вдобавок надо было соблюдать осторожность: ведь один из голосов принадлежал хозяйке виллы. С нею был Голиас: очевидно, она его знакомила с домом и пристройками.
— А вот тут у меня свиньи, — сказала она. — Погодите, я подманю их поближе.
С его помощью она вывалила в загон огромную корзину желудей, и я захрюкал от удовольствия. Страх, стыд, ненависть мешали мне подойти к корму, но повелителем оказался желудок. Я стал протискиваться между столпившимися у корма чушками.
Женщина с удовлетворением засмеялась.
— Правда, они прелестны?
Чавкая, я искоса взглянул на людей. Голиас был как в воду опущенный.
— Ваши животные очень забавны, — сказал он, — но я разыскиваю человека.
— Тогда вам нужна я, — отозвалась она. Со мною она держалась скромной домоседкой, с ним же лукаво заигрывала.
Женщина засмеялась, запрокинув голову.
— Может быть, вы видели кого-то еще?
Я предупреждающе хрюкнул и поперхнулся желудями.
Голиас задумчиво отошел от загона.
— Мне уже приходилось бывать на Эе, — сурово заметил он.
Хозяйка помрачнела, и снова глаза ее страшно засверкали.
— Так что же ты здесь делаешь, если тебе все известно?
Голиас волновался, но стоял на своем.
— Я был с другом, Цирцея. По его следам я пришел сюда.
Я вспомнил, как лгал ей, пытаясь отделаться от соперника. Она об этом тоже не забыла.
— Ему твоя дружба не нужна, — съязвила она. — Твой приятель бросил тебя на произвол судьбы.
— А я его не брошу. Я спас его вопреки его желанию и теперь обязан заботиться о нем. Где он?
— Неподалеку, если тебе так уж хочется знать.
— Один из этих? За что?
Голиас оцепенел от ужаса, но хозяйка только холодно улыбнулась.
— Я не изменяю людей. Я всего лишь наделяю их личиной, соответствующей их естеству. Твоего друга заботили только пища и блуд. Я решила сделать ему приятное. Став свиньей, он избавился от ненужных хлопот.
— Но он не мог устоять перед соблазном, — сказал Голиас как можно мягче. — Твоя красота известна всему миру.
— Ах, пусть бы он любил меня, как мои львы… Или как мои волки, которым нужна только я… Но он, — Цирцея пощелкала белоснежными зубами, — он смотрел на меня как на устрицу, которую ему хотелось растереть о нёбо. Зря я поторопилась и не превратила его в кого-нибудь похуже.
— Тебе это не по силам, — заявил Голиас. У смягчившейся было Цирцеи при воспоминании обо мне испортилось настроение. Теперь же она вспыхнула от ярости.