Зима не делала поблажек ни на идеологию, ни на разруху, ни на отсутствие горючего. Историк Ю. В. Готье вспоминал, что это был быт эскимосов и самоедов.[306] Весьма точно трагизм ситуации в стране выразила уроженка Курска, эсерка Е. Л. Олицкая. В своих воспоминаниях она отметила, что жизнь становилась пещерной, но никто не смел об этом говорить.[307]
Ещё один наблюдательный современник, философ Фёдор Степун, констатировал, что тепло, простор, уют исчезли из квартир. По мнению Степуна, в новых, часто убогих убежищах глубже ощущалось счастье иметь свой собственный угол, крышу над головою: Маленькие железные печурки по прозванию 'буржуйки', вокруг которых постоянно торчали холод и голод, благодарно и первобытно ощущались почти что священными очагами жизни.[308]
Степун неслучайно упомянул буржуйки. С отключением отопления эти печки стали одновременно и спасением, и символом времени. Задавленный бытом обыватель посвятил всего себя заботам о тепле и еде. Он махнул рукой на пустые обещания власти. Как отмечалось в одном исследовании, чугунная буржуйка заслонила небо, а проблема дров вытеснила все вечные проблемы и вечные темы.[309]
В своём анализе происходящего писатель Евгений Замятин пошёл ещё дальше. Он наделил буржуйку поистине божественными силами. В рассказе Пещера прозаик описал, как в центре квартирной вселенной умирающей интеллигенции располагался коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог чугунная печка. Люди молчаливо, благоговейно и благодарно простирали к богу руки.[310]
Замятин едва ли преувеличивал. Огонь буржуйки, действительно, стал священным и спасал людей от неминуемой гибели. Буржуйка, также известная как пчёлка и моргалка, представляла из себя небольшую, кустарно выполненную металлическую печь-времянку с трубой сбоку и плоской поверхностью сверху. Поверхность эта была приспособлена для приготовления еды.[311]
Изначально буржуйку делали из листового железа.[312] При отсутствии соответствующей технологии каркас печки сгибали из содранных вывесок лавок и магазинов.[313],[314] Однако трудность заключалось в том, что железная печурка быстро нагревалась докрасна и быстро охлаждалась.[315] Печки, сложенные из кирпича, сохраняли тепло значительно дольше железных. Поэтому буржуйки были со временем модифицированы.[316]
Установив печь, горожане пытались достать кирпичей и глину для обкладки. Это было затруднительно из-за отсутствия материала. Выделка кирпичей в империалистическую войну прекратилась.[317] Помимо этого перед жильцами вставала проблема установки трубы, которая должна была выходить в форточку.[318] Процедура проведения трубы была сопряжена с массой сложностей.
Причина отсутствия массового производства печей в стране заключалась в отсталости Российского государства в области теплотехники. Недостакок финансирования, промышленно-транспортный развал и слабое планирование привели к тому, что ни в Мировую, ни в Гражданскую войну предприятий по производству специальных печных материалов создано не было.[319]
В конечном счёте, буржуйка стала отличаться от пролетарки тем, что первую стали делать из кирпича, а пролетарку по-прежнему из жести.[320] В мире маниакального классового размежевания большевиков даже печки стали классово противопоставляться. Впрочем, позже названия печурок смешались и стали синонимами. Со временем про пролетарку забыли. Именно буржуйка стала символической королевой эпохи.
Монополии буржуйки помогло и то, что голландские печи и камины в российских домах потеряли свою функциональность. Голландки и камины, которые обладали коэффициентом полезного действия лишь в 1015 %, стало нечем топить. В итоге буржуйки стали вытеснять все остальные печи из обихода. Буржуйки обладали более высокой теплоёмкостью и потребляли гораздо меньше дров.[321]
По форме печь напоминала прямоугольный гробик. Внутри буржуйки, обычно не более 60 сантиметров в длину, располагалась крошечная духовка.[322] Для сохранения тепла на кухне или в отапливаемой комнате, приходилось закрывать все двери.[323]