Я поставила свой стакан на стол, посмотрела на нее с беспокойством и покачала головой в знак отказа:
– Сначала ты меня этому должна научить…
Научить меня заниматься любовью с женщиной или научить меня любить? Возможно, эти две вещи взаимно компенсируются…
23 февраля
Сейчас ночь с субботы на воскресенье, вернее, уже утро, так как небо стало светлым.
Я чувствую себя счастливой, дневник.
У меня в теле такая умиротворенная эйфория, что напоминает блаженство, такой полный и тихий покой, что я полностью им заполнена. Сегодня ночью я поняла, что отдаться тому, кто тебе нравится и наполняет тебя чувствами, – это нечто святое, это то, когда секс перестает быть только сексом и начинает быть любовью, это – когда ты вдыхаешь в себя приятный запах волосков на его спине или гладишь его сильные и гладкие плечи, гладишь его волосы.
Я вовсе не была взволнована, я знала, что делаю.
Я знала, что разочаровываю своих родителей. Я садилась в машину полузнакомого двадцатисемилетнего мужчины, очаровательного преподавателя математики, того, кто воспламенил мои чувства. Я его ждала на улице, под роскошной сосной, и оттуда я увидела, как он в своей зеленой машине медленно подъезжает: шарф вокруг шеи, стекла очков блестят.
Несмотря на то, что он мне сказал несколько дней назад, я не ожидала, что он мне позвонит и скажет, как мне одеться. Я взяла нижнее белье из первого ящика, надела на себя и примерила черное платьице. Я посмотрелась в зеркало и поморщилась от мысли, что чего-то не хватает. Тогда я из-под платья спустила трусики, сняла их и улыбнулась, тихо прошептав: «Вот так – идеально!» – и послала сама себе поцелуй.
Когда я вышла из дому, я почувствовала, как холод гуляет у меня между ног, а ветер порывисто задувает в мою голую щель; я села в машину, преподаватель посмотрел на меня сверкающими завороженными глазами и сказал:
– Ты не надела того, что я просил.
Тогда я стала смотреть перед собой на дорогу и сказала:
– Я знаю, но не слушаться преподавателя – это то самое лучшее, что у меня получается.
Он меня громко чмокнул в щеку, и мы поехали в какое-то тайное место.
Я все время приглаживала рукой свои волосы, он, наверное, думал, что это нервы, но это было всего лишь нетерпение.
Нетерпение владеть им тут же, сразу, без каких-либо необходимых условий.
Я не знаю, о чем мы говорили во время поездки, так как в моих мыслях было только одно: обладать им; я смотрела на его глаза, пока он вел машину, мне нравятся его глаза, у него длинные черные ресницы, а сами глаза интригующие и притягивающие. Я отметила, что он изредка посматривал на меня, но сделала вид, что ничего не заметила – ведь это тоже часть игры. Потом мы доехали до Рая или, может, до Ада, в зависимости от того, как посмотреть. На его дешевенькой машине мы проехали по пустынным дорогам и узким дорожкам, на которые, казалось, невозможно и въехать, мы проехали мимо какой-то полуразрушенной церкви, покрытой плющом и мхом, и Валерио мне сказал:
– Смотри, когда увидишь слева от себя фонтан, мы должны завернуть сразу после него.
Я стала внимательно вглядываться в темную дорогу, надеясь как можно быстрее увидеть фонтан в лабиринте дороги.
– Вот он! – закричала я слишком громко.
Он выключил мотор перед какими-то зелеными поржавевшими воротами, и фары машины высветили слова, написанные на них; мои глаза выделили два имени, помещенные в нарисованное сердце: Валерио и Мелисса.
Я посмотрела на него с изумлением и указала ему на то, что я прочитала. Он улыбнулся и сказал:
– Я не могу в это поверить!
Затем он повернулся ко мне и прошептал:
– Видишь? Мы записаны в звездах.
Я не поняла, что он этим хотел сказать, однако это «мы» меня успокоило и заставило почувствовать частью целого, в котором эти части были схожими, как я и зеркало.
Мне стало страшно в этом раю, так как было темно, место какое-то неровное, непроходимое, особенно если у тебя сапоги на высоченных каблуках. Я старалась прижаться к нему как можно сильнее, я хотела ощущать его тепло.