Я распрекрасно могла бы уйти, сесть на свой мотороллер и вернуться домой, смотреть, как моя мать замешивает тесто для яблочного пирога, слушать, как моя сестра читает вслух, поиграть с кошкой… Я прекрасно могу наслаждаться нормальной жизнью и жить в согласии с самой собой, иметь сияющие глаза только потому, что получила хорошую оценку в школе, скромно улыбаться, когда мне говорят комплимент, но ничто меня не поражает, все пустое и узнаваемое, все тщетное, лишенное смысла и вкуса.
Так мы дошли до его машины, а затем доехали до его гаража. Потолок в гараже был сырой, все небольшое пространство было завалено коробками и инструментами.
Фабрицио вошел в меня плавно, осторожно прилег на меня, и я, к счастью, почти не почувствовала груза его тела. Ему захотелось меня поцеловать, но я отвернула голову, потому что этого не хотела.
Никто меня не целует после Даниэле, пыл своих поцелуев я отдаю отражению в зеркале, а мягкость моих губ так часто была в контакте с жаждущими членами у самовлюбленного ангела, но они, я уверена, не оценили ее.
Я отвернула голову, чтобы избежать прикосновения его губ, но я не дала понять ему своего отвращения. Я сделала вид, что хочу поменять позу, он же, как животное, превратил свою нежность, только что меня поразившую, в жестокость и, хрипя, стал громко звать меня по имени, а в это время его пальцы вдавливались в кожу моих бедер.
– Я здесь, – говорила я ему, и ситуация мне казалась гротескной.
Я не понимала, почему он выкрикивает мое имя, но оставаться безразличной к его зову мне казалось нелепым, тогда я начинала его успокаивать, говоря «я здесь», и он действительно немного успокаивался.
– Можно мне в тебя кончить? Ну я прошу тебя, дай мне в тебя кончить, – говорил он, изнемогая от удовольствия.
– Нет, не надо.
Он из меня вышел внезапно, снова громко выкрикнув мое имя, и оно превратилось в угасающее эхо, пока длился его финальный вздох. Затем он, недовольный, снова лег на меня и, наклонившись, опять был во мне, его язык быстро-быстро меня трогал.
Мое наслаждение все еще не приходило, а он уже снова кончил, что было совершенно бесполезно, так как меня это не касалось.
– У тебя там такие большие и сочные губы, что хочется их кусать. Почему ты не удалишь с них волосы? Ты была бы еще красивее.
Я не ответила, потому что это не его дело, как мне поступать со своими губами.
Шум какой-то машины нас напугал, мы в спешке оделись (я только об этом и мечтала) и вышли из гаража.
Он меня погладил по подбородку и сказал:
– В следующий раз, малышка, мы все сделаем в более комфортных условиях.
Я вышла из машины, в которой стекла были запотевшими. И все на улице заметили, что я растрепанная и взбудораженная, а мужчина – с седоватыми волосами и со сбившимся набок галстуком.
11 февраля
В школе дела идут не очень хорошо.
Возможно оттого, что я ленивая и бестолковая, а учителя – слишком поверхностные и категоричные… Возможно, у меня слишком идеальное представление о школе и о преподавании вообще, но действительность все время меня разочаровывает.
Я ненавижу математику! Тот факт, что нельзя выразить своего мнения, меня раздражает. И потом, эта идиотка училка! Она постоянно меня держит за тупицу, а сама не в состоянии ничего объяснить!
В газете «Меркантино» я поискала объявления о частных уроках и нашла парочку интересных предложений, но только один репетитор оказался свободным. Это мужчина, по голосу – достаточно молодой, завтра мы должны увидеться, чтобы договориться.
Летиция меня достала, звонит с утра до вечера, я не знаю, что со мной происходит: иногда мне кажется, что я готова на все.
22:40
Мне позвонил Фабрицио, говорили мы долго.
В конце разговора он спросил, есть ли у меня на примете для ЭТОГО ЗАНЯТИЯ какое-нибудь место. Я ответила, что нет.
– Тогда это повод, чтобы я тебе сделал подарок, – сказал он.