Ничего не понимаю…
В дверь позвонили, и я направился в коридор. Мне уже было все равно, кто за дверью. Хуже, как сдается, мне уже никто не сделает.
— Что случилось, Евгений?
Корпоративная этика имеет свою особенность. Даже в такие минуты подчиненные корпоративной дисциплине люди ведут себя сообразно иерархической зависимости. Называть меня Евгением Ивановичем, находясь в моей квартире, она уже не может, потому что это пошло, а именовать Женей не смеет, потому что я не пил у нее кофе.
Соображая, как поступить правильно, то выходя на балкон, то заходя в комнату, я рассказывал до тех пор, пока в квартире снова не зазвучала трель звонка. Я сегодня нарасхват.
— Евгений Иванович, — сказал следователь, — нам нужно поговорить.
— Вы знаете, мне сейчас недосуг…
— Вы не поняли. Нам очень нужно поговорить.
И из-за его спины вышли и бесцеремонно вошли в мою квартиру двое молодцев, похожие на тех, что шерстили этажи в день появления Мухиной.
— Что это значит?
— И вас, девушка, тоже прошу остаться. Кстати, вы кто?..
На этот раз прокурорский выглядел уже более свободно.
— Евгений Иванович, нам достоверно известно, что вы привлекли убитого Столярова к должности директора компании «СВП». То есть, по сути, совершили подлог. Зачем вам это было нужно?
— А не пошел бы ты обратно на Большую Дмитровку?
— Напрасно вы так. Где документы Столярова и вашей общей компании?
— Быть может, нам стоит вызвать адвоката? — вмешалась Альбина.
Странно, но после этих слов прокурорский успокоился.
Нас выпустили, когда часы на моей руке показывали четверть третьего. Если вспомнить, на какие вопросы я отвечал и что говорил, то из всего этого можно составить неплохой производственный роман. Но как следователь ни старался, вписать в мою биографию хотя бы несколько строчек из жизни Столярова ему не удалось. Не получилось ему это сделать и при разговоре с Алей. Девочка держалась молодцом и пользовалась, судя по всему, излюбленной тактикой всех женщин тупить. Разговор со мной у следователя занял два с половиной часа, с Алей — двадцать минут. Но именно после общения с ней он выглядел как мужик, утомленный долгой супружеской жизнью.
— Что ему от нас надо? — спросила Аля, садясь рядом со мной в такси.
— Ему хочется найти доказательства моей причастности к смерти Столярова. Все остальные на эту роль не подходят. Один сосед работает в миграционной службе, другой заведует творогом, третий металлопрокатом, в общем в подъезде из подозрительных личностей, которые нигде не работают, только я. У тебя печать с собой?
— Нет, дома, а что?
Дура.
— Сейчас поедешь домой и привезешь. Я буду в квартире. В третий раз он не появится.
Сегодня суббота, думал я, стоя на балконе и потягивая ледяное пиво. Столярова убили в пятницу. Поздно вечером в пятницу…
Включив телевизор, я вывел изображение видеоглазка на экран и стал ждать Альбину.
Это из области бреда преследования, но предположим, что Вольдемара прикончил не гулявший у него вечером собутыльник, а люди Белан. Я содрогнулся при этой мысли, ведь из этого следовало, что документы «СВП» уже переиначены. Компания принадлежит не Столярову формально, и не мне фактически, не мне — вложившему в нее все до последнего цента со своего счета. Если мне не удастся в понедельник утром ввести себя в реестр собственников, я не просто погорел. Я нищий. А все, что было мною приобретено, уйдет к Белан.
Кажется, теперь до меня начинает доходить, за что в мире крупного бизнеса убивают людей. Вот за это и убивают. Мой миллионный счет обнулился, и все ушло в карман суки, не имеющей к этому никакого отношения. Что теперь прикажете делать?
Впрочем, я подгоняюсь. Нужно дождаться понедельника, и тогда все станет ясно.