На работе я вспоминаю, что оставил на столике журналы, и это беспокоит меня до вечера. Предположение, что я могу оставить открытой шампунь в душе, несвоевременно. Возможно, лет через пятьдесят я и буду забывать о таких важных вещах, как необходимость закрывать флакон «Хэд Энд Шолдерс», но не сейчас. Я категорический ненавистник беспорядка и в прошлом году по этому поводу посещал психолога. Знаю типа, который вытирает руки платком после каждого прикосновения к чему-либо. Он-то и подсказал мне адресок. Когда я рассказал о своей проблеме стройной, но непривлекательной лицом женщине, она посмотрела на меня невыносимо грустным коровьим взглядом и сказала: «Женитесь на мне. Я буду прощать вам даже измены».
В шкаф я вчера повесил пиджак. Он мят, на нем брызги шампани и еще кое-чего, чему совсем не место на пиджаке уберсексуала. Но я не виноват, что Виолетта не смахнула его на пол, а мне было некогда.
Встряхнув его, я снова услышал шелест. И рассмеялся. Знала бы крошка Белан, чему стала свидетелем ее рукопись!
Я еще раз подивился ее способности мгновенно записывать мысли. Это не женщина, а какой-то монстр с программой «Виста». Знать бы, где материнская плата этой программы… Хотя, наверное, там же, где находятся платы и у остальных, носящих программы второго и третьего поколения…
Отнеся пиджак в ванную и сунув его в стиральную машину — не для стирки, понятно, пиджаки стоимостью в восемьсот баксов в машинках нормальные люди не крутят — чтобы убрать с глаз долой, я подошел к компу и подключился к сети.
Хау ду ю ду, Щур?— написал я, попутно исправив три опечатки.
Пока олл райт, Медвед. Почему пьешь в рабочее время?
Щуров уверен, что я пью, потому убежден — в рабочее время делать дома, кроме как пить, нечего. Значит, у человека масса свободного времени, и это такая чаша, что даже спиртное не в состоянии заполнить ее до краев.
Сейчас скину три файла. Нужен перевод с птичьего. С меня пиво.
Три раза пиво. Плюс сто баков.
No problem.
Пьяно усмехнувшись, я поправил на коврике мышь и занялся сканером. Мышь не должна стоять по диагонали.
Не желая докапываться, что там у меня происходит внутри, и не следуя доброму примеру умных людей, действующих по второму импульсу, пропуская первый, я поднял с кровати телефон, завалился на спину и набрал номер Лебедева.
— А, привет! — сказал он, явно демонстрируя радость. Особенно-то ему, я знаю, моему звонку радоваться нечего.
— Ты чего же, Витя, не звонишь, не приезжаешь? Я сифилиса не боюсь.
— Загрузка полная, пойми. Новый проект, концепцию на меня повесили.
— Да ты что? А кто повесил?
— Слушай, не обижайся, хлопот под завязку. Давай я вечером позвоню, пересечемся?
Я знаю за верное, что он вечером не перезвонит и что мы нигде не пересечемся, и мне от этого почему-то смешно, как от косяка травы.
Я хохочу, не в силах сказать и слова, а Лебедев пользуется этим и вешает трубку. Чтобы окончательно себя развеселить, можно позвонить еще, но я знаю, что он уже выдернул шнур из гнезда, а девочкам в своем ведомстве приказал его ни с кем не соединять.
Витя Лебедев — типичный представитель друга в корпорации. С таким нельзя дружить просто так, вдвоем, исходя из общих с ним интересов. С ним нужно дружить обязательно против кого-то. Вообще таких друзей за хер — да в музей, но я пришел в корпорацию не по принуждению, значит, вынужден соблюдать кое-какие правила.
Главный интриган в офисе — всегда босс. Именно он плетет пахнущие скверной сети, чтобы узнать, кто на что способен. Но для продвижения своей концепции правильного понимания обстоятельств ему нужны помощники, и среди персонала босс выбирает ублюдков, которые чураются моральными принципами. Один из таких — Витя Лебедев.