Вместо ответа в стену гневно ударили. Мол, нечего солдата на посту отвлекать. Оно и понятно кому понравится сидеть под замком внутри темного склада и ждать, пока придет смена. А без замка нельзя: попробуй, оставь пролетария наедине с ценным грузом! Ищи потом ветра в поле.
Махнув рукой на неразговорчивого солдата, N побрел по привычному маршруту. Старичок сидел на своем пригорке и курил. И как будто заранее готовился к новой встрече.
Слушай, сынок, а нет ли у тебя табачку? А то я весь запас уже израсходовал. В долгу не останусь, балыком угощу. У меня зубы один черт выпали, чтобы вяленое мясо жевать.
N не стал торговаться и щедро пожаловал старику весь кисет. Тряпица, в которую был завернут провиант, показалась сторожу смутно знакомой. Только вернувшись в наблюдательный пункт, при утреннем солнечном свете, мужчина понял та самая ткань, та самая солонина. Променять весь табак на свою же еду! Что за чертовщина?
Под окном захихикали. Жертва обмана выскочила во двор и с изумлением увидела, как прочь улепетывает старичок. Ловко, прытко, но все равно по-старчески. Как будто обычного деда, с трудом ковыляющего и шаркающего, показывают в старом кино, но на новом фильмоскопе. N помотал головой и вернулся к столу. Вместо солонины обнаружились куски влажной глины.
Мужчина прилег на топчан, пытаясь унять головокружение.
В дверях показалась крепкая фигура в военной форме. N почувствовал на себе пристальный недружелюбный взгляд.
На смену пришел, товарищ? вопрос вылетел сам собой. Вовремя. Ты проверь, как там дела у часового внутри склада. Ему же там, поди, скучно взаперти целый день сидеть.
Сменщик не отвечал и все стоял неподвижно, буравя N взглядом. От этого стало так неуютно, что мужчина проснулся.
Солнце садилось, переливаясь всеми оттенками алого. Ночь будет ветреной.
Поблизости залаяли собаки, и их лай казался многоголосой праздничной песней. Совсем дедулька заврался. никуда псы не убегали.
Веселый дедушка, как выяснилось, успел раскидать муку из мешка и продырявить бурдюки с водой. Гражданская война научила N обходиться без еды продолжительное время. Поэтому вчерашний план спокойно дождаться рассвета и только потом отправиться в ближайший горком корректировке не подвергался.
Быстрая ходьба помогала не засыпать на ходу. Ноги, как им и полагалось, сами принесли сторожа за амбар. Внутри по-прежнему раздавались мерные тяжелые шаги. Нет, это не дело! Нельзя оставлять человека взаперти на такое долгое время.
Эй, товарищ! Хватит там ходить! Выходи уже, в шутку бросил N и услышал, как падает в пыль большой навесной замок.
Обежав вокруг здания и не обнаружив никого и ничего, кроме распахнутой настежь двери, сторож сунулся внутрь. Большевики запаслись оружием на совесть. Но куда большее впечатление, чем пулеметы и гранаты, на N произвели вилы. Обычные вилы. Воткнутые с чудовищной силой прямо в стену, насколько хватило зубьев. В ту самую стену, к которой вчера по-товарищески прислонялся N. Будь бревна чуть тоньше
Кого бы ни заперли красноармейцы в амбаре, сидеть под замком тому не понравилось. Сторож отбежал от амбара подальше, выхватил из-за пояса топорик и заозирался. Пару раз на краю зрения промелькнул силуэт не в меру шустрого косматого дедушки. Раздался кашель вперемежку с хохотом. Это завыл старик. Завыли собаки. Завыл ветер, поднимая пыльные облака. Разобрать что-либо в двойном мраке было невозможно.
Блуждать среди бури, пугаться каждой тени, всюду видеть этого странного старика не каждый выдержит. N тоже не выдержал бы, как вдруг услышал пение. Несколько голосов затянули мелодичную руладу: то ли свадебную, то ли заупокойную. Тут не до жанра, главное добраться до людей.
Люди эти почему-то жили в доме за той самой изгородью, где произошла первая встреча со стариком. А вот и он сам, сидит, курит трубку, улыбается. Или хмурится, или ухмыляется. Не разглядишь за седыми космами. Смотрит пристально, пронзительно. А в доме поют
Ты, мил человек, заходи, не стой у порога.
Неужто вернулись жители? удивляется N, а сам уж руку тянет к покосившейся калитке.
А мы и не уходили! Вот кто вернулся, так это сынок мой старшой. Когда революция грянула, его местные убили и в амбаре под полом похоронили. Да что я жалуюсь? Тут все друг друга резать начали. Брат на брата пошел, сын на отца. Большевики хуже шайтана умы затуманили.