4
Мой дядя похож на д'Артаньяна
и, разумеется, на Боярского,
в которого я, шестилетняя, влюблена.
У него такие же волосы, усы, шляпа,
тёмные очки и конь, правда красного цвета.
Мы скачем по бескрайним полям:
он сажает меня впереди, ветер в лицо,
и во всю мощь боярского голоса надо мной:
«Городские цветы, городские цветы,
навсегда завладели вы сердцем моим.
Оооооооооооо».
Другим летом красный конь
покоится, истлевший до косточек,
за поленницей. Я делаю шаг
к его покорёженной морде
а мне навстречу гадюка
или уж (я плохо их различаю).
5
Когда папа умер, мама сказала:
«Теперь ты будешь за маму, а я за папу».
Мне было уже четырнадцать, а сестре четыре,
поэтому за маму была я; а Юля за ребёнка.
9 июня 2016«Твоя кожа всегда пахла морем »
Твоя кожа всегда пахла морем
я утыкала в неё свой нос.
Я знала когда мы поедем скоро
на юг, там будет стоять утёс,
а ещё там будет пахнуть тобою:
белизной твоих мягких рук
от запястий до плеч вечерним прибоем.
Я тебе говорила вслух:
«Мама, ты пахнешь морем и пеной».
Но это уже когда ты спасла
меня, увлечённую волной и верой
в морские подводные чудеса.
С тех пор, из бассейна всплывая смерти,
я словно опять на твоих руках,
пахнущих морем. И мрачные сети
снова рвутся впотьмах.
«В мире вымысла не доискаться смысла»
В мире вымысла не доискаться смысла.
Песни мёртвых пронизали мглу.
Девочке кораблик часто снится
он бежит, бросается в волну.
Девочка спешит за ним по ветру,
красной нитью дёргает слегка.
Спрашивает и не ждёт ответа,
что кораблик ищет в облаках:
он их ловит парусами вдоволь,
девочку он тоже зачерпнул.
«Не люблю ни моря, ни улова»,
девочке он на ухо шепнул.
Нить оборвана, и он на дно уходит.
Девочка раскинулась звездой.
Спи, кораблик! Пусть русалки водят,
когда дремлет память-рулевой.
Бумажное
Что это было? спросила Люся,
когда отошла от наркоза.
Соседки не ждали её вопроса,
но сказали: «Уже не волнуйся.
Что это было, никто не знает. И хорошо не надо».
Нет, говорит, я спрошу у знакомого Васи,
анестезиолога. Пусть мои дни он скрасит.
Вы представьте я была шуршащей бумагой!
Я плыла по бумажному морю на пароходе
бумажном. Я летела в бумажном небе,
держала в клюве бумажный стебель
и видела, как бумажные воды сходят.
Потом я стала бумажной собою.
Мои щёки и груди шуршали, как шуршат журналы.
Моя рана тлела, превращалась в пыль и улетала,
когда я посыпала её бумажной солью.
И вот я осталась куколкой для вырезанья,
помните, в детстве, в «Весёлых картинках», что ли.
Если надрежешь лишнего ничего, никакой ведь боли.
Интересно, а едят бумажные куклы, к примеру, лазанью?
Мне сейчас захотелось лазаньи с мясом или с грибами
и очень крепкого кофе, желательно с пряной корицей.
Дорогие, мне кажется, нет, я уверена наша больница
превращается в Большой драматический театр оригами.
Маша ответила коротко: «Не пи..и».
Гуля: «Я будто камнем с горы летела».
Надя: «У меня ничего; ни души, ни тела»
Люся чиркает спичкой: бумага, гори!
апрель май 2016«От стены к стене, от окна к окну»
От стены к стене, от окна к окну.
Так усталая кукушка тоскует.
Так глухим, двусложным своим ку-ку
навлекает беду лихую.
От травы к траве, от куста к кусту.
Не поёт (и дитя нет баюкать)
словно боль зубная: ку-ку, ку-ку.
И крыло превращается в руку.
А второе крыло равноценно листу
опадает, хрустит, ржавеет.
И не речь совсем, но её искус
над усталой птицей алеет.
«И снова падаешь море, море»
И снова падаешь море, море;
и снова взмываешь из-под бесцветных вод.
Оскому набившее memento mori
подкатывает к горлу откатывает от.
И руки-руки, и лица-лица,
и весь этот мир от тебя без ума.
И та же больница за окошком птица,
деревья без шелеста. Мёртвая тишина.
И обнимаешь живот свой, как парус,
и ловишь малейший, мельчайший толчок.
Подхвачена водами, воздухом, жаром,
себе подпеваешь: придёт серый волчок.
Палата опять с полинявшей постелью,
и нянечка грязной тряпкою пол
драит и лечит бессмысленной речью.
Бессмысленно ноги расставил стол.
Но утром, назавтра, сама как птица
под щебет и лёгкую дрожь за окном
вылетишь прочь, чтобы в жизнь не влиться,
но тихо пристроиться левым бочком.