Я ни с кем из подруг его не знакомила, только с твоей мамой познакомила, так сказала восьмидесятилетняя Лиза, уже совсем слепая, когда мы сидели летом на террасе нашей дачи в последний год ее жизни.
Маму по паспорту звали Унга, но это угрюмое имя настолько диссонировало с внешностью, что за ней прочно и на всю жизнь закрепилось имя Яся, которое было ей впору. Понятно, почему папа написал «Яся, что не для меня», ведь ему сказали, что детей не будет, и он, как честный человек, сообщил об этом той, которую полюбил. Мама очень огорчилась, потому что тоже его полюбила и хотела от него ребенка. И тогда она пошла советоваться к Зайцу.
Зайцем в Историческом музее, где мама тогда уже работала, звали Зою Александровну Огризко. Когда-то в комсомольской молодости она отреклась от своего отца-священника, а потом, потеряв маленького сына, вернулась к вере. В доме у нее стоял шкаф, в котором был иконостас, и многие в ГИМе про это знали, но никто ее не выдал. Наверное, она была мудрой женщиной, поэтому мама и пошла с ней советоваться. Заяц сказала, что никто не знает, что будет, и рождение ребенка дело божеское.
Если любишь, выходи за него замуж, а я помолюсь, чтобы у вас родился ребенок, так, или примерно так, она сказала моей маме.
Наверное, она хорошо молилась, потому что в 52-м, когда папа и мама поженились, мама была уже беременна. Тот факт, что я родилась, очевидно, надо считать первым чудом моей жизни. Таких детей, я слышала, в народе называют «даренками» от слова «подарок». Это слово неожиданным эхом отозвалось в 2011 году, когда я переехала в Израиль2.
Восточный сон
Самый ранний из странных снов приснился мне, кажется, еще до детского садика. Но помню его всю жизнь, и в своем месте расскажу, как он вернулся ко мне при весьма чудесных обстоятельствах.
Мне снилось, что я-младенец лежу на земле, завернутая в какие-то пеленки, которые по ходу дела сами собой разворачиваются, освобождая мое тело для движений. Метрах в трех от меня кру́гом стоит толпа причудливо одетых людей. Яркие, по-восточному просторные, шальвары, перепоясанные шарфами, пестрые рубахи, халаты и накидки. Здесь только мужчины в тюрбанах, фесках и головных платках, усатые и бородатые, вооруженные мечами, кинжалами, плетками и ятаганами. Все они показывают на меня пальцами и переговариваются громким шепотом на непонятном языке. Они разглядывают меня, а я разглядываю их. Ими движет какое-то необъяснимое восхищенное, опасливое любопытство они хотят как следует рассмотреть меня, и при этом не решаются подойти слишком близко. Но все же подходят, неумолимо сужая круг.
И вот, когда их огромные, усатые, слишком мужественные лица со всех сторон уже нависают надо мной и между ними виден лишь маленький просвет неба, я начинаю орать и барахтаться в своих пеленах И просыпаюсь в страхе и слезах.
Не понятно, откуда моя детская психика взяла такой обильный и яркий строительный материал для этого сна. Не помню, чтобы у нас в доме было что-то восточное, книжек я точно еще не читала, да и телевизора тогда еще не было
Денежный сон
Вот еще один из совсем ранних снов, не совсем понятный, но запомнившийся.
В моем дошкольном детстве мы с мамой и папой жили в большой коммуналке на Хохловском переулке, который упирался в Иоанно-Предтеченский монастырь. Напротив монастыря на нашей стороне при повороте на Старосадский стояла церковь, тогда служившая каким-то хранилищем.
И вот мне снится, что выхожу я одна-одинешенька поздним вечером из дома и бреду по каким-то неопределенным ночным делам сначала по Хохловскому, потом сворачиваю на Старосадский. Как раз на повороте, напротив монастыря замечаю, что под ногами у меня крутятся под ветром какие-то нет, не листья, а бумажки. Наклоняюсь рассмотреть их а это деньги И, оказывается, тем же денежным ветром к кромке тротуара намело множество монет. Они разбросаны тут и там, лежат блестящими кучками, шуршат и позвякивают, посверкивают в лучах ночных фонарей. Загребаю их ногами, как снег. Зачерпываю горстью, чтобы получше разглядеть отчеканенные рельефы. Прихватываю несколько бумажек и тоже разглядываю под фонарем. Интерес к деньгам у меня явно эстетический, коллекционный они красивые, и мне любопытно, что там на них изображено
И тоже эта тема потом откликнулась через много лет во время одной из медитаций3.
Синий или зеленый?
Помню себя в детском саду во время дневного сна. Лежу макушкой к окну, оттуда сквозь занавески пробивается солнце, там весенняя жизнь. А я тут валяюсь без дела, и нельзя вскочить и побежать на улицу. Одно мучение! Ворочаюсь и страдаю.