Что ты хочешь сказать мне, зеркало?
— Жюли, вы слышите меня?
— В самом деле слышу, зеркало, а теперь скажи мне, где может быть господин Д'Аламбер?
— Он здесь, рядом с вами, и хочет, чтобы вы отдохнули.
— Я не смогу отдыхать, покуда не отыщу его. Что еще ты хочешь сказать мне, зеркало?
Она слышала меня, но не могла понять, кто говорит. В таких странных обстоятельствах я набрался наконец мужества, которого так не хватало мне все прошедшие годы.
— Жюли, господин Д'Аламбер любит вас.
— И я люблю его, ведь он мой друг.
— Я хочу сказать, что господин Д'Аламбер влюблен в вас и готов отдать за вас жизнь.
— Какой вздор, зеркало! Что означает влюбленность? Это всего лишь состояние, вызванное определенным сочетанием телесных соков. Разве сам господин Д'Аламбер не говорил тебе этого?
— Но любовь — это нечто большее, это постоянный голод…
— А голод — это не более чем реакция нервов желудка на отсутствие пищи. Разве не можем мы вообразить себе машину, способную испытывать чувство голода? Мы могли бы сконструировать ее таким образом, чтобы у нее был пузырь или мешок, куда для переваривания поступает пища. Машину можно сделать таким образом, чтобы она повторяла введение пищи, когда мешок пустеет. Разве не скажем мы в таком случае, что машина испытывает голод?
— Но, Жюли, никакая машина не может чувствовать, как я…
— Ты уверено в этом, зеркало? Ведь ты — ничто, и состоишь только из моего отражения. Если я ущипну себя за щеку, ты почувствуешь мою или свою боль?
— Твоя боль, Жюли, — это и моя боль.
— То есть, если я более способна переносить страдания, а ты меньше, тогда, чувствуя мою боль, ты страдаешь больше, чем я, как же в таком случае можно говорить, что эта боль принадлежит мне? Ответь мне, зеркало.
— Жюли, ты заговариваешься, ты городишь вздор.
— Я учу тебя мудрости, которой набралась у господина Д'Аламбера. Но где же он?
— Он с тобой, Жюли. Куда бы ты ни пошла, его любовь следует за тобой.
— Что за глупость, зеркало? Как может одна и та же вещь быть одновременно со мной и не со мной? Это означает, что она может существовать в теле и одновременно вне его, что она занимает материальное место, но не имеет материальной сущности…
— Я люблю тебя, Жюли, и готов умереть ради тебя.
— Но если ты умрешь, зеркало, то и я должна буду последовать за тобой, ибо разве может человек существовать без своего отражения? Что же касается любви, то мы уже отвергли это понятие как абсурдное.
— Нет ничего абсурдного в самом глубоком и несомненном человеческом чувстве.
— Самом глубоком? В каком смысле одно чувство глубже другого? И как можно сомневаться в чувстве? Могу я, например, ощущать голод и ошибаться в своем ощущении?
— Я не ошибаюсь в моем чувстве к тебе, Жюли.
— Ты запутываешь меня, зеркало. Говоришь, что полностью уверено в том, что представляется мне логическим абсурдом. В таком случае ты, должно быть, говоришь вздор, а так как ты ничто, но всего лишь мое отражение, то вздор говорю и я.
— Жюли, я хочу знать только одно. Сможешь ли ты когда-нибудь найти в своем сердце место для любви к господину Д'Аламберу и полюбить его так же, как он любит тебя?
Но она не ответила, погрузившись в глубокий сон, и проспала довольно продолжительное время. Наконец она проснулась.
— Господин Д'Аламбер, вы еще здесь? Как я рада вас видеть. Я видела странный сон, в котором слышала ваш голос. Вы говорили со мной?
Я задрожал от ее слов, но постарался взять себя в руки.
— Вы помните, что я вам говорил?
— Что-то об астрономических вычислениях, которыми вы сейчас занимаетесь, да?
Я так никогда и не рассказал ей о том необычном разговоре. Я остался у ее постели, но кошмарный бред больше не повторился.