Но на конце ничего не оказалось, только два стальных троса сваливались с блока вниз и держали над самой землей тяжелый крюк, похожий на клюв. Ползти было уже некуда, и Терехов не знал теперь, что ему делать дальше.
— Павел… — донеслось снизу, и Терехов вспомнил, с чего все началось.
— Ты все еще не веришь? — заорал Терехов.
— Не верю, — крикнула Надя. Она не подзадоривала его, просто ей не хотелось врать.
— Ах так!.. — заявил Терехов.
Но он не сдвинулся с места, а продолжал лежать, дождь стучал по металлу прямо перед ним, и нервные неуверенные струйки бежали к его лицу. Серый, словно бы сложенный из кусков мешковины, намокшей теперь, распластался под ним поселок из трех улиц. Терехов видел его впервые с птичьей высоты, видел весь разом, и ему захотелось полежать здесь еще и разглядеть все внимательнее, чтобы потом передать на бумаге. Но Надя снова кричала, и Терехов повторил громче:
— Ах так!
Он напрягся, весь как бы съежился и боком свалился со стрелы, должен был бы врезаться в землю у Надиных ног, но не врезался, а вцепился в стальные тросы и повис под самым блоком. Зрителей не было, а то бы они зааплодировали. Терехов висел и болтал ногами, доверял рукам.
— Теперь ты мне веришь? — кричал Терехов.
— Слезай, Павел, слезай!
— Ну уж нет, — сказал Терехов. Он раскачивался под куполом цирка, под самым небом.
— Тогда я… я сама полезу…
Маленькая фигурка там, внизу, шагнула к крану, a Терехов-то прекрасно знал, что Надя и на самом деле полезет.
— Ну ладно, — сказал Терехов.
Он стал спускаться, делать это было очень трудно, и Терехов изо всей силы сжимал руками канаты, скрученные из проволоки. Земля была все ближе, Терехов меньше болтал ногами и начал даже насвистывать, но вдруг руки его ослабли чуть-чуть, и он сорвался и полетел вниз, обдирая ладони о проволоку.
Надя подскочила к нему, хотела помочь ему встать, но Терехов быстро поднялся сам и тут же в карманы куртки сунул руки, чтобы она не увидела на них кровь.
— Ты ушибся? Ты сильно ушибся? — Глаза у нее были испуганные и ласковые.
— Нет, — заявил Терехов, — все в норме.
— Ты пьяный, — сказала Надя уже сердито.
— Я пьяный, — кивнул Терехов.
Надя отвернулась, волосы у нее были мокрые, она всегда следила за своей прической, а тут забыла о ней. Когда она снова взглянула на него, он увидел на ее щеках слезы, а может, это были дождевые капли.
— Значит, ты мне доказал… — сказала Надя.
— Да нет! — замотал головой Терехов. — Ты поверила, что ли? Я так… Я пошутил… Выпил я…
Ладони здорово саднило, надо было бы смазать их йодом и забинтовать. Терехов взглянул вдруг вверх, увидел задранную в небо стрелу и ужаснулся и принялся ругать себя последними словами за идиотскую затею; просто было чудом, что он шел сейчас по земле, а не валялся в грязи под краном с переломанным позвоночником. И было чудом, что никто в поселке не видел его аттракциона.
— Пошли обратно, — сказал Терехов.
— Пошли…
— Вот номер… я забыл плащ… я сейчас…
Он догнал ее скоро и пошел рядом, стараясь улыбаться.
— Нет, на самом деле, ты не думай, — начал Терехов, — я дурачился… Ты знаешь меня… Если и было что-нибудь у меня к тебе, так это давно прошло…
— У меня тем более, — сказала Надя резко.
— Это хорошо, что вы с Олегом… — кивнул Терехов. — Пора уж… Я вот тоже, наверное, скоро женюсь…
Надя повернула голову.
— На этой… На Илге… Ну, знаешь, зуботехник, которая застряла сейчас у нас. — Терехов выпалил эти слова и подробности сообщил, будто бы Надя не знала, кто такая Илга и почему застряла она у них в поселке.
Дальше идти было некуда, они стояли уже около семейного общежития, топтались у крыльца, молчали и не смотрели друг другу в глаза.
— Ничего у нас не было, — сказала вдруг Надя.
— Да, — согласился Терехов, — ничего.
— Ты заходи. Скоро подойдет Олег.