Просека
Это был новенький Бульдозер. Сияла в лучах солнца свежая краска, блестели отливающие небесной голубизной стёкла. Его не успели спустить с конвейера, а он уже рвался в работу, мечтая совершить какое-нибудь большое, полезное дело: разровнять разделяющую соседей гору, или проложить сквозь непроходимые дебри широкую дорогу, или засыпать какую-нибудь бездонную пропасть.
Все сразу увидят, как много он сделал, и, конечно же, скажут: Ах, какая нужная у нас машина. Ну просто замечательная машина. И обязательно наградят; например, свежим машинным маслом.
Но время шло, а великие стройки почему-то не начинались. Дела вокруг происходили большей частью мелкие, незначительные: перетащить мусорный бак, срезать кочку, заровнять ямку. Так себе работа, вовсе даже не героическая. Одно успокаивало: перетрудиться на такой работе трудно, практически невозможно; зато горючим снабжали регулярно, так что жизнь шла не хуже, чем у других.
Понемногу Бульдозер успокоился, заматерел, краска на кабине потускнела, а местами и облупилась. Стёкла от пыли стали серого цвета, и их приходилось постоянно протирать.
И всё же молодость напомнила о себе. В тайгу, для прокладки магистрали, набиралась автоколонна. Однако время мечтаний давно прошло, и Бульдозер решил остаться дома. Условия обещали далеко не курортные; солярка, говорят, стыла на морозе, да и выходные частенько отменялись, к тому же нет смысла отправляться к чёрту на кулички заниматься тем же самым. Кроме того, по его мнению, здесь он тащил на себе основной груз забот и считал себя незаменимым. Найти причину, оправдывающую и объясняющую твои действия, всегда легко. Ещё легче в неё поверить.
А жизнь продолжалась. Бульдозер ровнял, планировал, сгребал в сторону мусор. Во время очередного ремонта ему, по ошибке, поставили слишком большой нож. Теперь он плохо видел, на что наезжает. По бокам и далеко впереди всё лежало как на ладони, а вот посмотреть вниз, прямо перед собой увы, не получалось. Лишь в зеркале заднего вида отражалась широкая чёрная полоса, которую он оставлял за собой и которой очень гордился.
Конечно, иногда случались мелкие неприятности: то забор зацепит, то собачью будку раздавит. Один раз не заметил клумбу, и вместо цветника получилась красивая ровная дорога. Но, по его убеждению, если что-либо постороннее и попадало под гусеницы, то это издержки производства. Ведь он чётко следовал планам и указаниям, ни на сантиметр не отступая в сторону.
Его попытались переделать.
Под тобой гибнут бабочки, цветы, ломаются деревья. Ты делаешь всё это походя, даже не замечая.
Большие дела делаются большим ножом, отрезал Бульдозер. Моя задача идти прямо, прокладывая дорогу, по которой легко и весело шагать. Да, кому-то не повезёт. Я не могу ради одного цветка делать петли или подпрыгивать, если какой-нибудь дурной воробей вздумает купаться в пыли перед моим носом. Во всём должен быть порядок. Кому-то это не нравится. Всегда найдётся защитник анархии и бездорожья. Это их проблемы. И он завёл мотор.
Вскоре он получил новое задание проделать в лесу просеку для лесорубов, и ожидал, что теперь-то его оценят по достоинству.
В самый разгар работы закончилось топливо. Пока ожидали подвоза горючего, пришёл приказ лесорубам выйти из леса. Зелёные лёгкие планеты оказались важнее дров. За бульдозером решили вернуться попозже, но в круговерти новых дел о нём вспоминали всё реже и реже, а потом и окончательно забыли. А он стоял посреди леса, окрашиваясь в грязно-коричневый цвет, ожидая продолжения работ и недоумевая, почему за ним не приходят. Постепенно накапливались злость и обида на судьбу, загнавшую его в эти дебри.
Тем временем лето закончилось. Зима сменила осень, а по весне сначала робкая, а затем всё более разошедшаяся молодая поросль рассыпалась по просеке, возвращая лесу первозданный вид.
Молодёжь не знала, что такое «бульдозер»; застывшая ржавая железяка своим видом никак не тянула на грозу леса, а рассказы вековых елей вызывали у них усмешку.
Нынче другое время! горячились молодые деревца. А времена длинных пил и острых топоров это история, далёкое прошлое, и к настоящему никакого отношения не имеет.
Молодо-зелено, снисходительно перешёптывались старые, покрытые мхом, лесные пни. Жизни не знают, вот и высовываются, вверх лезут.