Я его не ударил, а бросил через бедро с подсечкой чуть смущёно ответил Матвей, но я не ожидал, что он упадёт так неудачно.
Так за что? уже строже переспросил Борщов.
Ну он оскорбил меня он назвал меня китайцем Матвей посмотрел на Сергея с сожалением.
А это было действительно так? обратился Борщов к Сергею.
Да, мы спорили о музыке, о Рей Чарльзе, ну о том самом слепом пианисте из США и мы то есть я, неожиданно перешли на личности Сергей потупился и замолчал. ну словом, я больно и неудачно упал от его приёма. Я уже не обижаюсь на Матвея.
Я тоже, слегка улыбнувшись сказал Матвей.
Борщов облеченно откинулся на стуле и резюмировал:
Таким образом инцидент исчерпан?
Да, можно считать исчерпанным, ответили разом Матвей и Сергей, оба они уже посматривали на дверь комнаты.
Можно мне выразить Вам свои пожелание на будущее? остановил их жестом Борщов.
Да, последовал общий ответ мальчиков.
Нужно уметь контролировать свои эмоции. Ответ должен быть соразмерен. Лучше ограничиться шуткой, без применения физической силы, потому что даже ненароком можно покалечить человека и всю жизнь потом каяться. Борщов посмотрел на Матвея. А словом можно и убить это я к тому, что есть такие обидные слова которые вспыхивают как порох, Борщов уже смотрел в сторону Сергея. пожар легче предупредить, чем потушить. Словом, каждый из Вас извлёк из этого ЧП свой урок. Надеюсь, что обид не осталось?
Да, мы теперь вместе будем ходить заниматься борьбой ответил Сергей с улыбкой.
Вот и отлично! облегченно подытожил Борщов. Я не буду рекомендовать на педагогическом совете прекратить дело примирением. И ещё минутку, коллеги, распишитесь в этом журнале здесь и вот здесь.
Матвей и Сергей стремительно проследовали на второй завтрак, который начинался после второй пары занятий аккуратно в 12:20 в фойе школы.
Выходит что, Гангрена всё таки подала на меня докладную с рекомендацией об отчислении из школы? Матвей, изобразил на ходу рукой полет самолёта обратно домой к родителям.
Скорее всего, пожав плечами быстро ответил Сергей. И оба одноклассника продиффундировали через толпу к столам, где были расставлены стаканы с чаем и булочками.
Гангреной одноклассники называли между собой классного руководителя и одновременно преподавателя математики девятого-четвертого класса физико-математической школы-интерната, где обучались школьники девятых одиннадцатых классов, победители олимпиад по физике, математике, химии. Поскольку классов было много, вместо буквенного обозначения А, Б, В, Г использовались цифры: 91, 92, 93, 101, 102 вплоть до тринадцатого-четырнадцатого.
Матвей был призером олимпиады по физике увлечённым трудоголиком и одновременно страшным разгильдяем, как его метко охарактеризовала Генриетта Григорьевна или просто Гангрена. Она упрекала Матвея в «индифферентном отношением к общественной жизни в классе», несвоевременной сдаче зачётов и лабораторных работ, в нарушении режима самоподготовки, как например игра с одноклассниками в карты на расстеленном на полу одеяле Ведь мы прежде чисто вымыли пол! оправдывался Матвей, просто захотелось немного вспомнить о доме! Но разве этот аргумент имел хоть какое-нибудь значение для Гангрены? Именно в период обострения воспитательной работы Гангрена обнаружила на столе Матвея тетрадь с торчащей стопкой листов. Вынув их для приведения тетради в приличествующий вид, Гангрена пробежала по диагонали записи Матвея и громко рассмеялась: А он ещё увлекается такими бессмыслицами! Ещё один горе-математик пытается штурмовать Великую теорему Ферма! За этим последовало наставление о необходимости прилежной учёбы. Но Матвей не сдавался, он пошёл на принцип и заявил, что скорее бросит физматшколу, чем откажется от поиска краткого доказательства Великой теоремы Ферма! Ну-ну, мы это ещё посмотрим, математик последовал ехидный ответ Гангрены. Так было заключено это кабальное для Матвея пари. Как это ни удивительно, но близкие друзья поддержали выбор Матвея, хотя и считали его пари чистым безумством.
Профессор Борщов преподавал в физико-математической школе, вызывал уважение ребят, потому что умел надёжно хранить их секреты, никогда не выступал с менторских позиций, и даже если ему приходила в голову мысль дать кому- то совет, он делал это только с разрешения собеседника. Школьников профессор называл уважительно на «Вы», как себе равных, и никогда им не «тыкал». Одновременно ребята не чувствовали дистанции, что называется generation gap (конфликта поколений) с профессором в два с половиной раза более старшего возраста, чем любой из них. В его кабинете было уютно и уже стояла маленькая новогодняя ёлка в преддверии праздника. Примирительная процедура произошла как раз в накануне зимней сессии школьников. Борщов проводил время от времени такие школьные медиации, «чтобы не потерять форму», как любил объяснять он коллегам.