Когда тетушка отворачивалась, я хватал со стола отрезанную голову и бежал с нею на улицу. Там, спрятавшись за кустом жимолости, я совершал акт надругательства над мертвой головою животного. Я пытался выковырять из глазниц белые яблоки. Но достать их было не так-то просто. Глаза были скользкими, поэтому накрутить их на палец внутри глазницы, чтобы порвать канатик, было практически невозможно. Чаще всего я их просто раздавливал там и, дабы скрыть преступление, бросал голову псам. Те поначалу принюхивались, потом начинали играть с нею, а уже затем принимались грызть. Грызли долго кость в черепе была толстая. В конце-концов, справлялись и с нею. Оставались лишь кроличьи зубы. Наверное, зубы у диких кроликов были намного тверже, чем у дядюшкиных собак.
***
Никогда не забуду, как в то далекое лето мы переживали нашествие зайцев. Они были повсюду: портили изгородь, грызли яблони, и так далее. Причиной тому, как предположил дядюшка, могло послужить небывалое наводнение, согнавшее их с привычных мест обитания. Всем известно, что в поисках пищи, прыгучие грызуны могли покрывать огромные расстояния. Непонятно, однако, почему они сбились в кучу именно в наших владениях.
И действительно, в ту весну паводок был особенно сильным. Вода дошла даже до границ соседнего помещика Турчинова, а дядюшкины поля оказались залиты полностью. Когда начало подтоплять дядюшкин лес, Иван Прокопьевич, предвидя большие неприятности, приготовил лодку и все к ней причитающееся. Но, в конечном итоге, все обошлось. В начале июня большая вода спала, оставив множество заливных лугов там, где их раньше не было. Особенно у того же соседа. Дядюшкины земли, благодаря жаркой погоде, быстро обсохли. Даже старый колодец, из которого мы поили животных, высох. И тут началось!
Поначалу дядюшка ставил на зайцев силки. Потом травил собаками. Когда собаки, утолив не в меру охотничий голод, переставали справляться открывал окно и палил из ружья картечью. Тот час весь дом наполнялся дымом от пороха, а вся округа грохотом выстрелов, визгом животных, и карканьем воронья.
Антонине Григорьевне такие действия абсолютно не нравились. Несмотря на то, что зайцы уничтожали цветочные клумбы, за которыми она с такой любовью ухаживала; грызли стволы деревьев, которые дядюшка заботливо перематывал, тетушка противилась тому, чтобы Иван Прокопьевич убивал животных таким варварским способом. Когда супруг спрашивал у нее: а что ты предлагаешь мне делать, Тонечка? ждать, когда кролики уничтожат наше поместье?, тетушка, не в силах предложить что-либо дельное, затыкала уши, и убегала в свою комнату. Там она запиралась, и не выходила до самого вечера, вздрагивая от каждого выстрела.
После, мы с Иваном Прокопьевичем выходили в сад и собирали пушистые трупики. Многие зайцы были тяжело ранены. Еще живые, они судорожно подрагивали, и тогда дядюшка ломал им шеи, наступив ногою на голову, и дергая вверх за задние лапы. Некоторые из зайцев сильно брыкались. Тогда дядя бил их тяжелой дубиной по голове, которую брал с собой. Моя задача заключалась в том, чтобы складывать мертвых зверьков в корзины, после чего дядюшка отвозил их в лес и закапывал. Он подбадривал меня, приговаривая при этом: Ты мужчина, и должен привыкать к виду крови. И даже хорошо, что это кровь животного. Очень хорошо. Хуже таскать на войне раненых и хоронить убитых товарищей. А еще страшнее рубить неприятелю головы. Вот от этого, брат, никогда не отмоешься, хотя привыкнуть, конечно же, можно
Слушая от взрослого человека подобные наставления, я усердно, как мог, таскал зайцев за мохнатые уши, желая чтобы сие испытание поскорее закончилось.
Деревенские мужики, напуганные несмолкаемой канонадой, и озабоченные потравой на собственных землях, а до них так же добрались пушистые твари, стали приходить к Ивану Прокопьевичу всякий день и, топчась в нерешительности у ворот, спрашивать: Не надо ли подсобить, барин? Охоту устроить, или еще чего? Дядюшка не был их барином, но мужики все равно называли его так. То ли по привычке, то ли из большого уважения, ведь Иван Прокопьевич, помимо прочего, справлял в уезде еще и должность старшего заседателя. Дядюшка прогонял мужиков, говоря, что не видит в их помощи надобности, а ежели таковая потребуется, он обязательно за ними пошлет. А еще приходил староста, но то ли был пьян, то ли настолько болен, что разобрать его слов казалось немыслимо. Дядюшка прогнал его в шею, и чуть не побил.