И я постоянно ощущала свою беззащитность. Нужно было быть очень осторожной, а лучше невидимой. Как бы чего не случилось! Как бы чего не вышло!
А если случится беда никакой поддержки не жди. «Сама виновата», скажут.
В Перми у меня был страх просто выйти из дома. Подъезды в домах были в моем детстве такие страшные, темные. Что до выхода на улицу нужно было преодолеть еще этот страшный коридор. Не удивлюсь, если у кого-то моего поколения были точно такие же страхи.
У всех тогда начали появляться железные двери. За ними можно было укрыться от «упырей» и «вурдалаков». Можно было работать, не выходя из дома, под защитой гладкого, холодного металла!
Я отчаянно завидовала тем, у кого были свои личные квартиры, защищенные металлическими дверями от любой нечисти! У подруги Светы, например, была такая квартира. В высоком тереме в доме на Слудской горке!
Живет Света в тереме. В терем тот сначала нужно попасть, набрав код: «48»
Потом в лифте подняться на восьмой этаж. А потом пройти через железную дверь, и дверь обычную. Там уже мне ничего не угрожало!
Там Света принимала гостей на кухне. Вот бы и у меня была своя квартира! Своя кухня!
А на улице, даже если идешь по делам днем, все равно нужно было быть очень внимательной. Как-то я переходила дорогу у Драм театра. И прямо на меня, не обращая внимания на зеленый свет светофора, ехала женщина на джипе.
Наверное, высокая посадка и высокое социальное положение мешали обзору. Кто-то там дорогу переходит, какая-то букашка?
Постоянное ощущение тревоги. Как мы с друзьями говорили про это «местное явление»: приехал в Пермь и «палево» ощущение тревожности включилось само, как подключается домашний вай фай!
Может быть, это ощущение потому так сильно именно в Перми, что в Пермском крае со всех сторон зоны?
А во время СССР еще и особые лагеря для политических заключенных. Не знаю. Но как сформулировал мой друг- художник, ощущение это «региональное, энергетическое», и о нем знают многие пермяки.
18
В Перми никому не надо объяснять, что такое «розочка». Это когда бутылка разбивается об стену здания, или о дерево. И из ее горлышка и торчащих из него осколков получается опасный, острый «цветок» «розочка!».
Моя подруга Света, гуляя ночами по Комсомольскому проспекту с юными кавалерами, никогда не допивала пиво до конца:
Если кто-то нападет, хлопну бутылку об стену, сделаю розочку! Попробуй, подойди!
Как будто все время могло что-то произойти. Что-то нехорошее. Но, к счастью, обычно случалось хорошее!
Но это чувство постоянной тревожности впервые покинуло меня только в Азии. Там было совсем не страшно, даже ночью одной. Это было таким новым, таким приятным чувством. Мир, оказалось безопасный и добрый!
19
Сейчас странно, но всю жизнь мне казалось, что мое детство было ужасным. Сейчас уже я так не считаю.
Современные психологи «учат» нас думать, что во всем виноваты родители.
Но я уже не согласна. И многие тоже перестают так думать, особенно когда сами становятся родителями.
Родители любили, как умели. И как могли. И делали все, что могли.
Они сами были, так называемыми, послевоенными детьми.
Многие годы я помнила о детстве только плохое.
И вот недавно, из завесы детского беспроглядного одиночества, тоски, грусти, и других невеселых слов, вспомнилось нечто иное.
Вдруг вспомнилось, что у нас дома были качели!
Мы жили в деревянном доме рядом с заводским прудом. Напротив дома был диспансер для алкоголиков. Алкаши всегда были тихие и безобидные, придавленные чувством вины. И выглядели, в целом, как обычные потерянные забулдыги.
Некоторых можно было видеть выпивающими в кустах.
А дальше, вниз по улице хлебозавод.
В крошечном ларьке продавали свежеиспеченный хлеб. Он дымился еще в руках, когда мама или папа отламывали большой ломоть от румяного каравая с хрустящей корочкой для меня!
А еще там были очень вкусные «ромовые бабы», с коньячной пропиткой. Никогда больше я таких вкусных не ела. Даже покупать перестала совсем не то делают!
А дома была железная перекладина. И на нее отец повесил качели.
И я помню, как я качаюсь на этих качелях. Качаюсь, качаюсь, и все мне кажется, что я могу так без остановки качаться! Раскачиваюсь сильно-сильно, чтобы коснуться носком потолка, но чуть-чуть не дотягиваю!