Ты счастлив потому, что не задаешь себе вопросов о степени своего счастья или несчастья. Когда же возникают всевозможные «если», «надо было», «якобы», «дескать», то окружающий мир обретает форму ромба, а не шара, и ты загоняешься этими «если» в какой-нибудь угол, и шансы выбраться из него ничтожны.
Всё хорошее быстро кончается, и розовая моя юность закончилась: пришла повестка о призыве в армию.
Марина, прижавшись ко мне, плакала, теребя в руках цветущую веточку вишни. Несерьезно-пафосная обстановка вокруг не позволяла сосредоточиться; громыхал медью духовой оркестр, перед глазами мелькали лица, чужие и знакомые, в большинстве своем пьяные. Хотелось, чтобы этот балаган поскорее закончился.
По вагонам! наконец возопил военком.
На перроне замелькали фигуры родных, друзей. И ее лицо с большими серыми глазами и застывшим в них немым вопросом.
Писал я редко. (К сожалению, в дальнейшем утратил эту
замечательную особенность). Через год наша переписка прекратилась. Служил я в Германии, и было не до водевильных ситуаций.
Служба в армии тоже имеет положительные стороны после нее все кажется превосходным. Я был свободен от всего, что строит ум. Объятия родных и близких, частые застолья по поводу моего возвращения сделали меня на некоторое время безалаберным человеком. Лишь через несколько дней я спросил о Марине.
Она уехала. Давно, сказала мама, опустив глаза. Кажется, учиться.
Моя реакция была невнятной: ко мне снова кто-то пришёл.
Дима Личность колоритная и неординарная. Обладая неукротимой фантазией, он был стержнем нашей компании. Все программы наших приколов составлял он.
Правительство вступило в неравную схватку с народом, с порога заявил Дмитрий. Победитель известен заранее. Он поставил на стол две бутылки портвейна. Я недвусмысленно кивнул на кухню, где хлопотала у плиты мама.
Всё понял, бутылки исчезли в недрах его куртки. И нарочито громко сказал: Погода-то какая, а ты дома сидишь.
На улице я спросил Димку:
Слушай, а куда Марина уехала?
Он резко остановился.
Старик, возвращаясь к нашим баранам, смею заявить мы всё же победим.
Кого? я в недоумении уставился на него.
Т-с-с он приложил палец к губам. Правительство, с
притворным страхом Вадим огляделся по сторонам, и чтобы потенциальных победителей не забрали в околоток за распитие спиртных напитков в общественном месте, мы пойдем на кладбище.
Бойкая синичка, сидя на покосившемся от забвения кресте, выводила незамысловатую трель
Как ты думаешь, о чем она поет? спросил я.
О любви, батенька.
С чего это ты взял?
Весна, знаете ли, резюмировал Дима, нарезая колбасу.
А может, о смерти?
Жизнь, старик, это паломничество к смерти. С момента рождения смерть приближается к нам. И величайшее несчастье состоит в том, что мы противимся ей. Вадим наполнил вином бумажные стаканчики. Тем самым мы утрачиваем великое таинство смерти. Боясь ее, мы утрачиваем и саму жизнь, ведь они тесно переплетены. Путешествие и цель неотделимы друг от друга путешествие заканчивается целью, он поднял стаканчик и улыбнулся.
Ты, наверное, единственный человек, в котором идеально выдержаны пропорции ума и глупости. Это же сущий абсурд, я оторопело смотрел на него.
Кто не узнал, что такое абсурд, никогда не поймет истину.
Стемнело. Дмитрий поднялся из-за столика и вылил остатки вина в стаканы.
Винный запах столетий перебивает страх и запреты.
Мы двинулись было к выходу, когда Дима тронул меня за плечо.
Оглянись.
Я взглянул на низкий обелиск из черного гранита. Высеченный на нем портрет девушки показался знакомым. Ее глаза смотрели на меня пронзительно и выжидающе. Я присел на лавочку.
«Марина Н. 197 199Помним, скорбим. Мама, папа, брат».
Кажется, что-то с легкими, сказал Дима и достал сигарету.
Дождь стучал по стеклам, шептался около окон, и я почувствовал, что за нитями дождя притаилось мое прошлое, молчаливое и невидимое. Здесь пустота и холодная испарина, клочья ушедшего бытия, беспомощность, бесцельно пульсирующая жизнь, но там, в сумраке аллей, среди крестов, ошеломляюще близко, ее дыхание, ее непостижимое присутствие. Я лег на кровать и закрыл глаза. Решение пришло мгновенно. Я вскочил и, накинув пиджак, вышел на улицу. Дождь уже закончился. В полуночной тишине редкие капли падали с деревьев на мерцающее серебро асфальта. Вдали слышались раскаты грома. Гроза уходила, и только лиловое небо выдавало недавнее ее присутствие.