Мое полуторагодичное пребывание в Вооруженных Силах державы не было столь ярким и запоминающимся, как у сотрапезников; служил я, на мой взгляд, хорошо всего четыре раза был на гауптвахте: за драку, за самоволку, за оскорбление старшего по званию и снова за драку.
Паршивая водка, сморщился мединструктор, лучше моего спирта ничего нет. Бурилович то ли еврей, то ли белорус. Возможно, это одно и то же: его родители, скорее всего, в равных долях внесли свой вклад в наследственность отпрыска.
А чёго ж не прынис? Грищенко разбил вкрутую сваренное яйцо о свой лоб.
Что же я должен «Охотничьи» курить? подвыпивший и несколько расщедрившийся Бурилович бросил на стол пачку «Маrlboro».
«Охотничьи» жутко крепкие сигареты, выдаваемые каждому защитнику Родины в количестве пятнадцати пачек на месяц. (Некурящие получали две пачки рафинада). Вольнонаемные немцы, работающие в воинской части, охотно покупали у солдат «термоядерное» курево, впрочем, как и хозяйственное мыло, обмундирование, бензин, солярку. Оружием тогда не торговали любили Отечество и верили в идеалы социализма.
Выпили ещё. Грищенко порезал штык-ножом селедку и вытер лезвие тыльной стороной ладони, которую затем с удовольствием облизал. Селедка могла бы стать деликатесом, если бы не была столь обычна. Я с удовольствием закурил «Маrlboro», вся концепция удовольствий и искусства зиждется на контрастах, и посмотрел на постер обнаженной красавицы, прикрепленный к внутренней стороне шкафчика каптера. В моем взгляде, скорее всего, легко читалось ничем не прикрытое вожделение.
Соскучился? Бурилович кивнул в сторону грудастой жеманницы. Могу организовать культпоход к подобной особи, он затушил окурок о край пепельницы. Блюменштрассе, 19, побаловал разъяснениями ефрейтор. Там живет очаровательная фройлен Эльза, девушка не очень тяжелого поведения. Стоит добавить, что мединструктор был замечен в притязаниях не только к отечественным женам офицерского состава, но и приударял, по его рассказам, успешно, за белокурыми веймарскими нимфами.
Вскоре мы достигли вершины опьянения, в котором у людей, как правило, отсутствуют границы здравого смысла и реализуются бредовые идеи. Нам же предложение Буриловича идти к немецкой проститутке казалось, если делом не обычным, то, во всяком случае, вполне реальным.
Через дыру в заборе, отполированную тысячами тел, таких же самовольщиков, мы покинули расположение части и по тропинке, ведущей к окраине города, нетвердой походкой устремились к заветной цели.
Мысль зайти в гаштет и выпить пива никому не показалась лишней.
С хмурым деланным равнодушием немногочисленные посетители заведения взирали на нас. Вообще-то местное население относилось к русским военным неплохо, но за холодной и пустой приветливостью скрывалась вполне реальная настороженность, ибо они знали то, что знать необходимо, проживая рядом с воинской частью. Народы, дважды схлестнувшиеся в беспощадной рубке мировых войн, на генетическом уровне не могут относиться друг к другу без опаски.
Бурилович подошел к стойке и заказал три кружки пива. Мы сели на удобные мягкие стулья и с наслаждением потягивали изысканно-горьковатый напиток. За соседним столиком неожиданно возник какой-то спор, и через некоторое время от группы дискутирующих к нам направился делегат. Традиционно полноватый бюргер на ломанном русском осведомился: сможет ли кто-либо из нас разрешить мучающий их вопрос по силам ли доблестному русскому солдату выпить из горлышка, не отрываясь от оного, бутылку шнапса? Его друзья, немец ткнул пухлой рукой в сторону своих приятелей, якобы они слышали об этом, но лично он сильно сомневается. Слегка подвыпивший kamrad достал из кармана купюру в сто марок и продемонстрировал ее нашему взору, добавив, что это приз.
Мы переглянулись. Грищенко медленно поднялся и, тщательно заправив гимнастерку в ремень, подошел к спорившим.
Шоб тилько холодна була, он тыльной стороной ладони прикоснулся к бутылке и удовлетворенно кивнул. Столик окружили все посетители гаштета и смотрели на экспериментатора с почтительным ужасом. Николай, окинув их снисходительным взглядом, отвинтил пробку, и огненная влага заклокотала в его горле. У заурядного (для русского) действия была отчаянная элегантность и своя ритуальная красота. Через десяток секунд он поставил пустую емкость на стол и, взяв обещанную награду, гордо вернулся на свое место. Восхищенные немцы зааплодировали триумфатору эффект необыкновенного в обыкновенном.