После этого, придя домой, я возненавидела всех и не хотела ни с кем общаться. Я стала вредной, наглой, злой и неуправляемой. Я делала назло именно то, что они не хотели, чтоб я делала. А ночной энурез у меня был до 14 лет.
Мы так часто были с Наташей вместе, что надоедали друг другу. Иногда мы ссорились, и я чувствовала себя одиноко. Однажды летом мы ночевали у нее на балконе. Вечером было тепло а под утро холодно. И вдруг она отобрала у меня мою половину одеяла. Я пыталась вернуть, но она так сильно вцепилась, что я ничего не могла поделать. Она не говорила мне ничего. В зале спали ее родители, поэтому я не могла туда пойти погреться. Я встала и смотрела с балкона вдаль. Там, через дорогу, за деревьями, было видно окно моей спальни. Я не понимала, почему она так делает. Она мне не объясняла. Было обидно и холодно. Я долго стояла не шевелясь, может быть, полчаса или час. Она говорила, что я странно себя веду. Было слышно, как проснулась в зале ее мама. Наташа встала и ушла на кухню. После этого я оделась и собралась уходить. В прихожей я увидела ее заколки для волос. Я взяла их и ушла тихо. Я сжимала их в руке от злости. Я выкинула их в лужу возле своего подъезда. Это была моя месть.
Первая неразделенная любовь у меня случилась лет в восемь мальчик с моего двора. Я помню, он был мне интересен, потому что из хорошей семьи. Я видела заботу о нем мамы и папы. Сердце сильно билось, когда я видела его.
Секция волейбола стала для меня отдушиной. Меня выбрали из-за роста и тренировали. Постепенно начало получаться. Затем пришел новый тренер, ему было лет 25. Парни и старшие девочки были с ним на «ты». А у меня снова возникло чувство личной преданности. Хотелось быть дисциплинированной, бегать строем, когда надо, ответственно выполнять упражнения, хорошо играть. Однажды тренер заступился за меня на тренировке. Старшики смеялись над тем, что я очень худая. А он по-доброму сказал, что все нормально, были б кости, мясо нарастет.
На школьной дискотеке меня на танец неожиданно пригласил Руслан. Было необычно, приятно и мучительно, что он так близко. Раньше я не обращала на него внимание. А после этого танца влюбилась. И это были мучительные несколько лет. Хотя, возможно, увидеть его издалека было единственным хорошим событием за день. Как-то я послала ему рисунок с надписью «я тебя люблю». Потом он догадался, что это я. Было стыдно.
Алина и Поля работали, по вечерам к нам приходили их друзья, устраивали веселые посиделки. Мама часто напивалась, однажды она с Алиной очень сильно поругалась. Алина ушла из дома, и с тех пор я редко ее видела.
Одно время мы сдавали комнату вьетнамцу по имени Ли Тынь. Он ел все со специями и плохо говорил по-русски. Но он был хорошим парнем.
Когда средняя сестра выходила замуж, бабка на свадьбе подарила ей квартиру. Только она подарила ту квартиру, в которой жила сама, и это означало, что она переедет жить к нам. Мы все были в шоке. С ней было тяжело жить. Мама ушла к сожителю. Я иногда ночевала у них. С бабкой у мамы всегда были «контры». Скандалы с битьем посуды, пельменями на полу и салатами на обоях.
Папа
Мой отец разменял свою двушку на однушку с доплатой. У него были какие-то планы. Он спрашивал меня, не хочу ли я молодую маму. Я не поняла, что это значит. Сестре Поле он дал немного денег. В тот день он говорил ей, что хочет, чтоб я была счастлива, чтоб мои глаза всегда блестели от счастья, как сегодня. Но деньги быстро закончились. У него ухудшилось здоровье: сердце и цирроз печени.
Я приходила к нему с ночевкой на выходные. Мне нравилось. Помню запах его квартиры, черный чай с сахаром в граненом стакане был самый вкусный на свете; он делал со мной домашнее задание и всегда повторял, чтоб я не торопилась, провожал меня до остановки. В последние недели перед смертью он был в жуткой депрессии. Он резал газету на маленькие кусочки, был вялый. Потом оказалось, что врач дал ему жить всего три месяца. Я этого не знала. Я помню, как обняла его в последний раз и испугалась своих чувств, от него веяло болезнью и смертью, он был исхудавший, слабый, безжизненный. Я в последний раз посмотрела в его синие бездонные глаза и выбежала из квартиры. Через несколько дней он умер. Стоял на кухне и смотрел в окно, упал, пролежал три дня, пока к нему не пришла двоюродная сестра. Все было в крови. Гроб закрытый. Поминки абсурдные. Грустящих не было. Папина сестра и мама поругались, мы ушли.