* * *
Дмитрий Тимофеевич ходил по кабинету и диктовал Травину:
– Возьмите несколько номеров журнала «Вестник воздухоплавания», внимательно прочтите передовые статьи, просмотрите там же речь князя Голицына и в этаком же высокопарном стиле составьте прошение на имя министра финансов, копия – министру внутренних дел Маклакову (он в Думе очень ратовал за воздухоплавание) с просьбой ограничить произвол местных властей в отношении частных авиаторов и, упирая на бедственное положение этих прогрессивных одиночек, самым жалостливым образом просите прекратить взимание с них сорока процентов сбора за пользование ипподромами. Будьте настойчивы, демагогичны и верноподданны. Соберите достойные подписи, и я вам ручаюсь, что мы перестанем терять с каждого полета Заикина по нескольку тысяч рублей.
* * *
В актовом зале политехнического института бушевали страсти.
Запарившийся Заикин отвечал на вопросы:
– Вот вы спрашиваете, опасны ли полеты? Да нет же! Конечно, если у вас легкий аппарат, не могущий раздавить вас и построенный очень тщательно. В воздушном летании не должно быть дешевки.
– А чего надо больше всего опасаться? – крикнули из зала.
– Поломка руля, расстройство в передачах движений...
– А остановка двигателя? – крикнул другой голос.
– Если вы находитесь над полем, нет никакой опасности. А вот над городом – плохо дело... А более всего надо опасаться несчастий при спусках в неудобной местности и при ветре – машина обыкновенно ломается или переворачивается. Вроде как у меня недавно, – наивно рассмеялся Заикин.
* * *
Теперь в кабинете Пташникова говорил Травин:
– И еще мне одна забавная мысль пришла в голову. А что, если, Дмитрий Тимофеевич, нам сознательно не получать всего долга с Заикина? Оставить за ним тысчонки три-четыре, а? Этакий финансовый хвостик, за который мы всегда сможем его ухватить и придержать от какого-нибудь фортеля... Он тык-мык, а мы ему долговое обязательство в его голубые глазки, а? А в обеспечение этого недоимка пойдет аппарат Фармана, который стоит не три-четыре тысячи, а куда больше. А, Дмитрий Тимофеевич?
– Очень разумно, – сказал Дмитрий Тимофеевич и встал из-за стола. – С Богом, Иван Сергеевич!
* * *
По широкой институтской лестнице спускался Иван Михайлович Заикин, окруженный толпой почитателей.
Заикин шутил, балагурил, держал себя «любимцем публики» и тщеславно подмигивал франтику, который шел рядом, млея от славы Заикина.
– Что вас заставляет летать? – спросил кто-то из студентов.
– А что вас заставляет учиться? – немедленно ответил Заикин.
– Иван Михайлович, а как вы смотрите на те жертвы, которыми устлан путь в небо? – высокопарно спросила хорошенькая курсистка.
– С содроганием и великой жалостью, – серьезно ответил Заикин.
– А вам известно, что в Петербурге сейчас проходит авиационная неделя? – спросил немолодой студент.
– А как же! – живо повернулся к нему Заикин. – Там все мои товарищи по французской воздухоплавательной школе.
– А вы в цирк не собираетесь возвращаться? – спросил кто-то.
– Думаю, что не придется...
– Вы сегодняшние газеты читали? – снова спросил немолодой студент.
– Времени, господин хороший, не было, – смутился Заикин.
– Сегодня там есть сообщение о капитане Мациевиче. Вы такого знали?
– Ах, милый!.. – Заикин остановился на последних ступенях лестницы, и вместе с ним остановилась вся толпа. – Не только знал, но и люблю его всем сердцем. И лекцию сегодня я вам с его слов читал. Только позавчера письмецо от него, от Льва Макарыча, получил. А чего там про него написано? Хвалят небось?
– Да как вам сказать... – растерянно проговорил немолодой студент и нерешительно протянул Заикину газету.
– Я мелкие буквы плохо разбираю, – простодушно сказал Заикин. – Ты читай, я послушаю.
– Иван Михайлович, пойдемте домой! – испугался франтик и попытался оттереть студента с газетой.
– Да подожди ты, не шустри, – улыбнулся Заикин, – успеем.
– Иван Михайлович! – отчаянно прокричал франтик. – Чтоб я так жил, как вам это неинтересно!
– Ты что, сдурел? – удивленно сказал Заикин и повернулся к студенту: – Вы уж простите его великодушно.