– Теперь живем! Теперь нам никто не страшен!
– Где я могу осмотреть аппарат? – спросил бельгиец.
* * *
Бельгиец, франтик, Ярославцев и припудренный Заикин стояли над обломками аэроплана.
– Ну как мотор, Шура? – осторожно спросил Заикин.
– Мотор в порядке. Немножко ремонтирен...
– Слава те, Господи! – облегченно вздохнул Заикин.
– Я же знал, кого вез, – гордо сказал франтик.
– Нужна мастерская, гараж, – продолжал бельгиец. – В ангаре нет приспособлений. Ремонт невозможно в ангаре.
– Будет сей момент! – сказал Ярославцев и исчез.
– Нужно прорезиненное полотно. В России есть полотно?
– Лучше французского, – ответил Заикин.
– Сорок метров, – сказал бельгиец.
– Клочок на образец, – деловито сказал франтик.
Заикин оторвал от крыла кусочек полотна и протянул его франтику.
– Чтоб я так жил, если через полчаса у вас не будет этой дряни! – высокомерно бросил франтик и направился к выходу.
– Стой! – сказал Заикин. – А деньги?
– Какие деньги? Они мне еще руки будут целовать, чтобы я только взял их паршивое полотно.
Франтик вышел, а бельгиец продолжил:
– Нужен механик по дереву...
– Столяр, что ли? – спросил Заикин.
* * *
Пока Петр Данилович Ярославцев договаривался в большой механической мастерской...
...пока Иван Михайлович Заикин и бельгиец разговаривали с хозяином столярного цеха, и Шарль набрасывал чертежи и проставлял размеры, и хозяин, пожилой мужик с окладистой бородой, понимающе кивал головой, и все вместе они отбирали бруски сухого ясеня...
...франтик страстно вращал глазами и «строил куры» перезрелой дочери хозяйки большой мануфактурной лавки.
В петлице его сюртучка красовалась гвоздика, рука сжимала руку девицы, и сам он, казалось, трепетал от внезапно нахлынувшей любви. Девица вздыхала, опускала грустные коровьи глаза и трусливо поглядывала в маменькину сторону. А вокруг этого большого, ярко вспыхнувшего чувства громоздились рулоны бязи, мадеполама, ситчиков и самых разных полотен.
* * *
Спустя некоторое время франтик победно восседал на извозчике, небрежно придерживая два рулона прорезиненного полотна.
Он красиво опирался на тросточку, красиво покусывал гвоздику и уже совсем удивительно красиво поглядывал по сторонам.
И вдруг взгляд его приковала длиннющая очередь в кассу синематографа господ Харитонова и Картамонова, на фронтоне которого красовалось: «Полет и падение Заикина».
Франтик вонзил тросточку в извозчичью спину и сказал:
– Ша! Стой, босяк, кому говорят!
Извозчик остановился.
Франтик смотрел на очередь, на афишу и думал.
В голове у него рождался сногсшибательный план. Не слезая с пролетки, он осторожно дотронулся тросточкой до плеча какого-то господина и, когда тот повернулся в гневе, безмятежно спросил его:
– И почем билеты на вот это вот?
Господин брезгливо отвел тросточку франтика от своего плеча и нелюбезно ответил:
– По двадцать пять копеек.
Франтик приподнял канотье и постучал тростью в спину извозчика:
– Пшел! И скажи своему одру, чтобы скакал галопом.
* * *
У дверей номера Заикина собрались кредиторы.
– Восстановление аэроплана уже началось. Через несколько дней мы совершим новый полет и всем заплатим. С любыми процентами, – говорил встрепанный Ярославцев.
Он стоял, прижавшись спиной к дверям номера, а кредиторы галдели и протягивали ему счета.
Спокойно помахивая тросточкой, в толпу кредиторов врезался франтик. За ним шел извозчик, неся на плечах рулоны полотна.
– В сторонку! – говорил франтик. – Или повторять? В сторонку.