Великосветски помахивая тросточкой и стараясь дышать в сторону, молодой человек подошел к городовому и спросил, показывая на процессию пустых извозчиков:
– Если это не похороны архимандрита, то тогда что такое вот это вот?
– Иван Михайлович гуляют, – бесцветно ответил городовой.
– От это да! – восхитился молодой человек. – От это я понимаю!.. – И тут же деловито осведомился: – И по поводу?
– Это нам знать не положено.
– А что вам положено? – иронически спросил молодой человек. – Не, я хочу знать, что вам положено?!
– Вы бы шли, господин, – устало сказал ему городовой.
– А я что – стою?! – возмутился молодой человек и язвительно приподнял соломенное канотье. – Кланяйтесь господину полицмейстеру.
* * *
В первой пролетке сидел знаменитый русский богатырь Иван Михайлович Заикин, а рядом, держась рукой за крыло возка, шел не менее знаменитый писатель Александр Иванович Куприн. Заикин был мрачен. Куприн говорил ему:
– Ну перестань, Иван... Ну что за мальчишество!..
Заикин угрюмо молчал, глядя в спину извозчика.
– Ну пойми, что это глупо и ничтожно! – злился Куприн. – И то, что ты делаешь, не протест, а блажь купеческая!
Заикин тяжело посмотрел на Куприна:
– Ты, Ляксантра Иванович, вот что: или садись со мной рядышком, или прими в сторону трошки... А то, не дай Бог, под лошадь попадешь!
Куприн не сделал ни того ни другого, а продолжал:
– Ишь, социалист выискался! Депутат Марков приезжает в Одессу, а борец Заикин готовит ему террористический акт. Скупил всех извозчиков, чтобы не на чем было господину Маркову ехать. Ну смех и грех прямо! Тебе, Иван, Бог силу дал, а умом, видать, обидел.
– Да погоди, Ляксантра Иванович! Ну за что ты так-то?..
Извозчик дремал на козлах и не заметил, как Заикин выпрыгнул на мостовую. Пролетка прокатилась мимо Заикина и ударила его задком в спину.
Заикин бешено обернулся, схватил пролетку за заднюю ось и рывком остановил ее так, что лошадь присела на задние ноги.
– Стой, дура!
И черная вереница извозчичьих пролеток остановилась.
Сорок извозчиков стояли застывшей черной лентой, а Заикин лихорадочно вытаскивал бумажник из кармана и бормотал:
– Ну, погоди, Ляксантра Иванович... Ну чего я тебе сделал такого?..
Лошадь дернулась, и Заикин снова обернулся к извозчику:
– Да стой ты на месте, тетеря!
Он отсчитал несколько бумажек, сунул их в руки испуганному «ваньке» и, показывая ему огромный кулак, рявкнул:
– Это тебе на всех! Смотри у меня!.. Чтобы поровну, понял?!
– Дак, Господи!.. Иван Михайлович!.. Да рази ж мы...
Но Заикин уже не слушал его, а заглядывал в лицо Куприну и говорил:
– Сашенька, друг ты мой сердешный... Я же все как лучше хочу... Я же этому Маркову, мать его за ногу, чтобы он такие слова... Дак как же это можно?! Ну, прости, если что не так. Ну, прости... Не обижайся. Силь ву пле.
И Куприн пожалел Заикина:
– Ладно. Социалист, слава Богу, из тебя не получился. А твой дурацкий террор господину Маркову только на пользу: оттого, что он пройдется пешком от вокзала до «Лондонской», у него будет гораздо лучше работать желудок.
– Ты смотри... – огорчился Заикин. – Ну кто бы мог подумать?
И тут Заикин увидел афишу на рекламной тумбе и остановился, удивленно разглядывая ее. На афише был нарисован аэроплан, летящий над морем, а вверху, в овале, портрет молодой красивой женщины.
– Сашенька, – смущенно сказал Заикин, – ты прочти мне, будь ласков, чего там накарябано...
Куприн улыбнулся и прочел текст афиши:
– «Гастроли всемирно известной француженки женщины-авиатора баронессы де ля Рош. Летающая дама совершит свои полеты на аппарате тяжелее воздуха системы „Фарман“ на скаковом поле одесского ипподрома. Билеты продаются без ограничений».
– Это когда? – коротко спросил Заикин.
Куприн снова посмотрел на афишу и ответил:
– Завтра.
Заикин вздохнул:
– Вот это дело стоящее. Билеты без ограничений. Небось деньги – лопатой...
Куприн посмотрел на Заикина и сказал:
– Это дело, Иван, не деньгами стоящее.