Бухал он всегда и немного сбавил обороты лишь в последние годы жизни, из-за начавшихся проблем с сосудами.
Мать же, сколько Катя помнила, то до синяков своих или отцовых ругалась с ним, то постоянно от чего-то лечилась мочой, травками, иголками, пока не «долечилась» до нетяжелой, но все же онкологии.
Похоронив мужа, мать носилась со своей болезнью как с желанным младенцем.
Между курсами предписанных таблеток все так же баловалась травками, настойками гриба и ощелачиванием организма.
Помогала мать только в первый год, по вечерам после работы, а как только Борька пошел и хлопот с ним прибавилось, вышла на пенсию и уехала
в деревню во Владимирской области, откуда была родом. В город мать приезжала только на плановый осмотр к врачу.
Собственные болячки и несколько соток перед ветхим домом, с яблонями и картошкой, были для нее несопоставимо важнее, чем Катя с ее довеском.
Отец ребенка веселый коренастый экспедитор испарился из Катиного поля зрения сразу, едва узнал от дворовых ребят, что дура-Катька умудрилась от него залететь.
Ей было семнадцать, ему двадцать два.
Познакомились они в шумном и всегда пьяном вечернем дворе трех хрущевок, включая Катину, уже бог знает сколько лет назад намеченных под снос.
Он был «залетным», появлявшимся в дворовой тусовке лишь время от времени; Катин одноклассник, живший в доме напротив, приходился ему двоюродным или троюродным братом. Одноклассника, мелкого барыгу, попавшего под раздачу в спецоперации ФСКН, посадили раньше, чем пришла повестка в военкомат.
Связь с отцом будущего ребенка оборвалась, да и не искала Катя этой связи.
Студентка медучилища решила сохранить беременность.
Ее решение было продиктовано вовсе не высокой нравственностью и уж тем более не религиозными убеждениями.
В тот самый вечер, когда из принтера УЗИ вылезло фото трехнедельного эмбриона, она, возвращаясь домой, вдруг отчетливо поняла, что живет в Средневековье.
Неожиданно зародившаяся внутри нее новая жизнь была в ее мироздании единственной а вдруг? обладавшей хоть каким-то шансом отсюда выпорхнуть.
Катя шла от остановки троллейбуса и, как обычно, глядела себе под ноги.
Кроссовки ее были грязны и растоптаны. Недорогие, чистенькие и модной модели лежали в рюкзаке. Поймав однажды брезгливый взгляд красивой одногруппницы, Катя, подзаработав на уборке офиса, купила новые кроссовки и взяла за правило переобуваться в училище.
Этот спальный столичный северо-западный район, по крайней мере вдоль и поперек изученная Катей его часть собственный двор и соседние дворы, садик, школа, поликлиника и магазинчики был отдельным государством, жившим по своим нехитрым и неизменным, вне зависимости от курса доллара и цен на нефть, законам.
Дворовые девки, с утра зазывно-нарядные, любившие подчеркнуть свою гендерную принадлежность накладными ногтями и пластмассовыми ресницами, крикливо матерились почище мужиков.
Как и их прародительницы, еще до совершеннолетия они часто беременели, и к двадцати пяти многие имели по второму, а самые безбашенные по третьему ребенку.
Парни работать не любили, но вынуждены были это делать с понедельника по пятницу кто водителем, кто курьером, кто монтажником в какой-нибудь фирмешке по установке дверей и окон.
Не видя выбора, жили дворовые в основном друг с другом.
Матери удручающе рано старели и все свободное от работы или возни с внуками время, как Катина мать, толклись в окрестных магазинах или в районной поликлинике.
С вечера пятницы и по воскресенье молодежь пила, после, напрочь забыв изначальный повод, дралась меж собой или с «залетными», и, вычисляя, где наливают на халяву, перебегала из подъезда в подъезд.
В выходные девки становились крикливее и податливее, а парни в основном на словах воинственными и щедрыми.
Еще здесь были старики, со сморщенными лицами, смахивавшими на кору вековых, чудом переживших не один режим дворовых дубов. Неопрятные и тоже частенько хмельные, с вечерним холодком они неохотно уступали молодежи насиженные места на лавочках. Почти в любом разговоре хоть о политике, хоть о здоровье старики сетовали, как хорошо было жить при Советах. И часто, противореча самим себе, доставали из шуршащих пакетов и громко нахваливали какой-нибудь дешевый китайский товар, коим изобиловали окрестные магазины.
В медучилище, расположенном ближе к центру столицы, Катя прикоснулась к другому миру.