Холодный холодильник не имел сейчас никакого значения. Хотя я и облокотилась на него, сидя на кухонном столе и поджав к животу ноги. Плакала ли я? Не думаю. Все мои силы были сконцентрированы на том, чтобы упорно отрицать реальность. Возможно, я говорила что-то про то, что этого не может быть, и что мы непременно должны быть вместе, и что все у нас хорошо и я больше не буду Или я просто молчала и раскачивалась, глядя в одну точку.
Тем временем спина начала растворяться в толпе. Это вывело меня из оцепенения. Подойти? Догнать его? И что я скажу?
«Я не могу жить без тебя! Точнее, могу, но не хочу. Я думала о тебе все эти годы и неизменно подвергала заведомо проигрышному сравнению с тобой каждого мужчину».
Или:
«Я ненавижу тебя! Ты жалкое трусливое ничтожество, достойное презрения!»
Пока я раздумывала, ноги начали двигаться в заданном направлении. Приближаясь к объекту, я резко толкнула его плечом и собиралась злобно пройти мимо, но вместо этого не выдержала и расхохоталась.
Извините.
Забавно, он извинился за то, что я его толкнула, явно шел сам в себе.
Добрый день, сказала я, улыбаясь во весь рот и пытаясь поймать его взгляд. А я диссертацию защитила!
Знаю.
Следите за моей деятельностью?
Наблюдаю за деятельностью всех своих бывших студентов.
Но за мной же вам интереснее всего наблюдать?
Завышенная самооценка?
Не все же ваши бывшие студенты получили ученую степень. Я явно самый интересный экземпляр!
Мне все одинаково интересны.
Равенство это детская сказочка, вам ли не знать. Кстати, как дети? Зачем я спрашиваю про детей? Мне сейчас действительно интересна эта информация Вот именно сейчас, когда мы встретились спустя столько лет. Он что-то отвечает, продолжая быстро шагать. Я пару раз наступаю ему на ногу, случайно. И руки, почему дрожат руки, и голос словно не мой, какой-то истеричный, чужие тональности, я не сразу замечаю, что внутри меня всю трясет. Мне надо поворачивать, мы прощаемся и расходимся в разные стороны.
Теперь уже я своя в этой обезумевшей толпе. Хаотично бегаю по рынку с очумелыми глазами, но ничего не покупаю. Потом минут десять с отупевшим выражением лица пялюсь на носки. Женщина передо мной тщательнейшим образом выбирает себе пару. Потом мужу. Детям. И тете Маше. Я даже не раздражаюсь, покорно жду своей очереди. В сумке начинает звонить телефон, амплитуда моего состояния восхитила бы любого физика. Сердце начинает колотиться, я смотрю на экран и скоро понимаю, что этот неопределенный номер точно не его. Меланхолично вытекаю с рынка.
Я не из любителей гадать «если бы да кабы» и желать изменить свое прошлое. Есть лишь одна ночь, которую я пропустила через десятки и сотни вариаций. Думая, изменилось ли бы что-то, если бы я сделала эти последние шаги. Я не фаталист, но верю: то, что есть в нашей жизни, и то, кем являемся мы, формируется из миллионов крохотных выборов и решений. И я до сих пор не знаю, правильное ли решение мы приняли. Но чувствую, что, несмотря на все мое состояние, это был и мой выбор.
Это конец?
Нет, это начало конца.
Дежавю? Или взаправду это снова он? Я ускоряю шаг. Да что уж, я бегу, усердно пытаясь не сбить дыхание. Он сворачивает в булочную. Крохотная, она источает волнительный аромат свежей выпечки за версту и сохраняет его на одежде до ближайшей стирки.
Два с сыром, четыре с картошкой
Угостишь пирожком? Я есть хочу.
С вишней, пожалуйста!
Девушка по ту сторону улыбаясь начинает укладывать пирожок в общий мешочек.
Нет-нет, для девушки отдельно.
Мы не вместе, зачем-то поясняю я улыбаясь, я просто приблудилась и прошу меня накормить.
Накормить Есть в этом что-то инфантильное, беспомощное и в то же время крайне сексуальное. Девушка явно воспринимает нас за шутников, но все же кладет мой пирожок отдельно. Мы выходим. Мне доставляет отдельное удовольствие использовать именно это симбиотическое местоимение «мы», говоря о нас, давно уже совершенно чужих людях.
и это называется послепроизвольным вниманием.
Резкий хлопок в ладоши, после которого вся аудитория слегка подпрыгивает на стульях.
А это непроизвольное внимание, его возникновение объясняется резким раздражителем.