Хан этого не позволит
Хан мечтает о вечном мире между Западом и Востоком, решительно возразил Сян. Разве есть способ лучше, чем посадить тебя на престол, принадлежащий тебе по праву крови?
Марсиа печально взглянула на него:
У моего народа есть поговорка: великие мечты приводят на край бездны. Мне достаточно тебя одного, генерал Сян. Ты заполнил пустоту моей жизни любовью. Мне не нужна империя. Я уже обрела свое счастье. Не забывай об этом, планируя свои битвы.
Приподняв войлочную завесу, закрывавшую вход в юрту, Марсиа ушла.
Сян смотрел на угли в жаровне. Разве он мог сказать ей, что этой ночью она лишится будущего?
Вестермарк, южнее Черного Леса, Час Кабана, 11-й день месяца Урожая, 18-й год до второго восхождения Сасмиры на престол
Бао Ли опешил, когда, войдя ночью в юрту, увидел генерала голым. В шатре не было ни женщин, ни вина. Сян Юй не предавался утехам плоти. Он сидел в позе лотоса, погрузившись в раздумья.
Какое-то время Бао молча ждал. Наконец он решился тихонько кашлянуть.
Давайте поговорим, спокойно произнес Сян Юй.
Тело Бао покрылось капельками пота. Рядом с генералом к одной из опор шатра была прислонена обнаженная сабля.
Судя по вашим словам, вы не любите намеки, потому скажу вам прямо, генерал Юй. Если вы не хотите противиться повелению хана, я должен буду удалить вам семенники. Я положу их в сосуд с алкоголем для сохранности и предъявлю хану, когда вернусь к Передвижному Двору.
Завтра на поле боя, когда мы разобьем фургонщиков, будет немало тел, с которых можно срезать семенники.
Вы предлагаете мне ввести хана в заблуждение, генерал Юй? сдавленно произнес Бао.
Вы знаете, как я выигрываю сражения, мастер Ли?
Я знаю, как сохранить жизнь, генерал, а не как лишить ее, еще и с таким размахом. Бао посчитал, что сейчас не нужно сдерживаться, учитывая, в чем на самом деле состоял приказ хана.
Мне представляется, что между моими семенниками и сохранением множества человеческих жизней все-таки есть некоторая связь, и немалая. Сян оставался на удивление спокойным.
Сидя в позе лотоса, полностью обнаженный, с закрытыми глазами и пышной, ниспадающей на грудь черной бородой, он скорее напоминал просветленного монаха, а не воина. Но шрамы на теле генерала ясно свидетельствовали о том, что его жизнь полнилась сражениями, а не медитацией.
Однако вернемся к моему вопросу, мастер Ли. Я побеждаю, потому что я пытаюсь понять ход мыслей моих врагов. Я размышляю о том, каковы их цели и каковы возможности. Затем я обдумываю собственные цели и возможности. Сегодня мне предстоит принять два боя. Первый, бой с рыцарями, выиграть будет легко. Но вы, мастер Ли, тревожите меня.
Бао кашлянул. Он вдруг понял, насколько же тут душно. У него перехватило горло.
Боюсь, я не вполне понимаю вас, генерал.
Я исхожу из того, что вы разбираетесь в своем ремесле не хуже, чем я в своем. По этому поводу не беспокойтесь.
«Но дело же не в этом», подумал Бао. Сян так и не открыл глаза.
О чем же тогда мне следует беспокоиться? Бао произнес эти слова немного резковато. Ли сожалел, что ему, в отличие от Сяна, не удается сохранять самообладание.
Я полагаю, что хан видит во мне угрозу. А вы, почтенный мастер Ли, должны стать тем, кто эту угрозу устранит. После долгих раздумий я пришел к выводу, что среди моих военачальников есть лишь три человека, которые выступят против меня из-за печати хана. Я позаботился о том, чтобы завтра во время битвы им представилась возможность принять геройскую смерть.
Бао почудилось, что на шею ему набросили удавку. Дыхание стало прерывистым, пот градом катился по спине.
Должно быть, такая верность ваших людей греет вам душу.
Напротив, я полагаю, именно эта верность и послужила причиной моей участи.
Вы ошибаетесь, достопочтенный генерал. Дело в принцессе. Когда не будет повода для беспокойства, что вы сможете зачать с ней дитя
Признаю, во время нашего первого разговора я поверил вам, мастер Ли. Наконец-то генерал поднял веки.
Должно быть, Бао испугался бы меньше, приставь Сян к его горлу саблю. Взгляд этих глаз вселял в его душу ужас. Неумолимый взгляд. От него невозможно было укрыться.
Право же, как жарко в юрте заметил Сян.
Да Бао всегда считал себя красноречивым оратором, но сейчас слова застревали у него в горле, не доходя до губ.