Точно плакала ночью.
«Сейчас мы узнаем, кто это у нас плачет», подумала я и взялась за ручку двери.
Плохо барыне без него, два дня из комнаты не выходила, все убивалась, продолжала рассказывать Глаша и громко высморкалась.
«Ого. Про меня, что ли? я убрала руку и прислушалась. Ну вот, точно про меня. Вовсе я и не плакала, пожала я плечами, никакой свободы, полный контроль».
Что ж промеж них вышло-то? Ведь так любили друг друга. Нельзя было барыне уезжать надолго, рассуждала Марфа.
«Все, как я и предполагала, усмехнулась я, долго ждать не пришлось, уже разговоры пошли».
Я отошла к лестнице, поднялась на несколько ступеней и шумно спустилась, выкрикивая:
Глаша, ты где? Сбегай к Платону, попроси у него клей.
Раскрасневшаяся Глаша выскочила из кухни, поправляя передник.
Клей? переспросила она, глядя на палитру и кисть в моих руках.
Да, мне срочно нужен клей и, я увидела, что из кухни выглядывает Марфа, Марфа, вымой, пожалуйста, их теплой водой и обсуши, я протянула палитру и кисть кухарке. Их нужно будет потом положить на место в шкаф в кабинете, развернувшись, я пошла к лестнице. Марфа и Глаша стояли и смотрели мне вслед.
Поднявшись на несколько ступеней, я обернулась. Горничная сразу ринулась к выходу из дома, а кухарка мгновенно скрылась за дверью кухни. Я пожала плечами и, тихо засмеявшись, бегом поднялась по лестнице.
30
Федя зачарованно смотрел на вращающийся круг. Я склеила две своих выкройки, проделала в них две дырки, продела толстую нитку, завязав концы в узел, и стала раскручивать круг.
Федя, смотри, с этой стороны практически белый цвет получается, только небольшой оттенок есть, но это еще от краски зависит, я радовалась, как ребенок, видя изумление в глазах мальчика.
А почему так? смог задать вопрос он, моргнув и оторвав взгляд от круга.
Происходит смешение цветов, так называемый оптический эффект, я на минуту замолчала, думая, как лучше объяснить ему про белый цвет, преломление лучей. Кстати, тебе, как начинающему художнику, полезно будет узнать про смешение цветов.
Надо будет для себя написать конспект про призму, преломление лучей, чтобы потом как можно проще все объяснить Феде.
Мы с тобой сделаем такие опыты с красками, чтобы ты лучше понял. Дашь мне потом учебник по физике, я посмотрю его, я остановила игрушку.
Федя взял у меня из рук круг.
А с этой стороны тоже почти белый цвет получится? спросил мальчик, показывая на сторону с синими и желтыми секторами.
Давай я тебе покажу, а потом ты сам будешь крутить. Это теперь твой круг. Федор радостно заулыбался, а в глазах его снова появился озорной блеск. Будешь по нему учиться.
«Надо будет еще краски ему отдать, пусть экспериментирует, я чуть не хмыкнула вслух, только предупредить, чтобы все подряд не красил и не смешивал».
Я стала раскручивать игрушку.
Вижу зеленый, закричал Федя и припрыгнул от радости.
Я засмеялась, так он мне напомнил подпрыгивающего козленка, у которого еще не очень хорошо и уверенно получаются прыжки, а выходят резкими, нескладными.
Теперь ты видишь, что зеленый получается, если смешать синий и желтый цвета.
А какие еще цвета можно смешивать? А как получится синий? А что такое оптический? А эффект? засыпал Федя меня вопросами.
Я отдала круг мальчику и показала, как его запускать. Пообещав завтра ответить на все его вопросы и подробно, пошла в дом.
Федор стал сначала несмело, словно страшась испортить что-то, тихо раскручивать круг. Но потом, убедившись, что ничего с ним не может случиться, изо всех сил принялся вращать его и, склонив голову, рассматривал получившиеся цвета.
31
Иван Воротынский и князь Федор Сергеевич Барятинский прогуливались по Летнему саду у фонтана «Пирамида». Погода благоприятствовала прогулкам, ярко светило солнце и дул тихий ветер. Мелкие брызги фонтана разлетались под слабыми порывами ветра невидимой пылью. Еле заметная радуга на время замерла над фонтаном.
Публика в саду все прибывала. Иван и Федор время от времени кого-то приветствовали. Они беседовали между собой, понизив голоса, так, чтобы проходящие мимо них люди не слышали, о чем идет разговор.
Граф, будьте готовы. Скоро все начнется, тихо, но с воодушевлением говорил Федор Сергеевич, высокий полноватый молодой человек лет двадцати в мундире поручика Преображенского полка. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не начать говорить в полный голос, настолько его переполняли эмоции.