Нина просто пожалела котенка, вовсе не рассчитывая на законную кошачью пользу от полумертвой от голода комковатой Пуськи. Но как только Пуська водворилась в доме, мышь покинула Нину навсегда. Нине повезло, что Пуська не оказалась котом. Хоть Нина и обязана кормить животину, лечить и выслушивать, но все же не так по-солдатски безусловно, как своих мальчиков – Антона, Женечку и Венечку, и еще маму, которая становилась все бестолковей и суетливей. А иногда Нина даже могла рассчитывать на Пуськино почти бескорыстное сестринское понимание.
– Женечка, я купила твой любимый тортик, шоколадный! Венечка, ты где? Мама, ты сделала с Венечкой уроки? – Нина выудила цеплявшуюся за колбасу Пуську из пакета с продуктами, сбросила туфли на высоких каблуках и, растопырив пальцы, постояла на холодном полу, наслаждаясь проникающей в усталые ступни прохладой и Пуськиной теплотой у груди. – Ах, черт, тортик в машине забыла! И еще Венечкины краски!
Женечка зачарованно глядел на экран компьютера. На экране раздражающе мельтешили рыцари и драконы из игры «Герои магии и силы». Первоклассник Венечка при пиджаке и галстуке, замерев, стоял за спиной брата.
– Мама, почему Венечка не переодел форму? – крикнула Нина, счищая ком жевательной резинки, прилипший к рукаву пиджака. – Мне опять гладить костюм!
Вздохнув, Нина заковыляла на каблуках во двор, к машине. Вытащила из своей старенькой, доставшейся после Антона «шестерки» тортик, осторожно, почти неслышно закрыла дверь, привычно вздохнув: «Слава богу, не развалилась». Усаживаясь в машину, Нина всякий раз опасалась, что по дороге отвалятся колеса, отъедет багажник, а она останется одна с рулем в руках и с чем придется. Например, только с передним сиденьем. Ах да, еще Венечкины краски, где же они? А-а, вот, под сиденье завалились! Нина занервничала. Через час надо выезжать, Боба не терпит опозданий.
Она жарила курицу, резала салат, снимала постельное белье с протянутой в коридоре веревки.
– Опять бабушка простыни поперек квартиры развесила, – недовольно заметил Женечка, выныривая из-под веревки. – А Венька – гад, украл мои краски!
– Я купила Венечке краски!
Нина обхватила Женечку за шею и громко чмокнула воздух, привычно подумав, какой же он у нее маленький. Хрупкий и бледный Женечка напоминал ей придорожный цветок с поникшей головкой. Зазвонил телефон, и с Женечкой под мышкой Нина взяла трубку.
– Ваш сын мешает мне вести уроки! – без предисловий заверещала математичка.
Она, кажется, даже не поздоровалась. Математичка была еще и классной руководительницей и позванивала с настырной регулярностью кукушки, которая ежечасно вылезает из стенных часов со своим никому не нужным «ку-ку», лишь раздражающе нарушая правильный ритм жизни.
Математичка продолжала Нину пугать:
– Он пел на уроке!
– Ужас! – неискренне возмутилась Нина.
– Кто из него получится?!
– Может быть, музыкант? – неосторожно предположила Нина и, спохватившись на громко лающее молчание в трубке, добавила заискивающе: – Надо же, вы только подумайте – петь! Я... мы примем меры!
Дома Женечка вился вокруг Нины ласковым дымком. Она решительно не понимала, как же получается, что этот нежный, почти бесплотный малыш, улетучиваясь в школу, материализуется в кого-то, кто, как сообщали Нине последние записи в дневнике, «кидался булочками, скакал по партам и на уроке целился циркулем соседу в глаз».
– На него жалуются все. Две двойки по русскому!
– Я понимаю, как вам с ним трудно, я все понимаю, – осторожно-ласково, почти по слогам, словно дебилу, втолковывала Нина. – Завтра я зайду, да-да, завтра же...
Математичка злобно шваркнула трубкой, пролаяв на прощание что-то вроде «Ну, погоди!».