Граф помотал головой. Лучше тогда уж думать о черноволосой Кар.
Заржал конь и Роберт открыл глаза, рывком сел. К нему стремительно пикировал коричневатый орел.
— Не перевоплощайся лишний раз, если не устал от полета, — крикнул ему граф.
— Сейчас я завяжу одежды и оружие, чтобы взять когтями можно было, и поле…
Орел все же перевоплотился в друга.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Роберт.
— Нет, — перевел дыхание Найжел. — Просто там, в горах… уже не священных, простых… там нет могил… Я нашел кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно.
— Что именно? — спросил граф.
Ничто в его душе даже не шелохнулось.
— Перевоплощайся, сам увидишь. — Найжел встал с четверенек и подпрыгнул, разминаясь. — Чего я тебе буду рассказывать?
— Как ощущения от полета? — поинтересовался Роберт, догадываясь, что друг хочет устроить ему сюрприз, и, скорее всего, приятный. В противном случае об опасности было бы сказано сразу и без обиняков. — В воздухе-то парить не то, что пешим ходом по горам лазить?
— Я даже сейчас не могу сказать толком, что чувствовал, — ответил орней. — А вообще, на первый взгляд, это как… как с женщиной. Только, наверное, полет быстро приестся, а девушки — никогда! Дух захватывает когда подумаешь, что можно с этими амулетами сделать. Но Чевар-то ничего не смог! Кто связывает жизнь с магией, тот глупеет. Как Чев. Давай, превращайся, к вечеру надо домой успеть, а то старейшина может волноваться за меня. Впрочем, огонь в Пещере Предков горит — значит, они поймут, что я жив.
Он заканчивал свой монолог, не требующий комментариев, а Роберт уже обернулся орлом.
— Вообще-то теперь мне хочется попробовать превратиться и в других животных, да успеется, — сказал орлу Найжел. — Никто эти амулеты у нас же не отнимает!
Граф в обличье орла ждал. Найжел снова превратился в величавую птицу и направился на север, в сторону, почти противоположную той, над которой недавно летал Роберт.
Внизу простирались коричневатые скалы и тянулись на сколько хватало глаз. Но граф ничуть не удивлялся словам друга, что священные орнейские горы не самые большие. Уж они-то повидали горы, когда месяцами идешь с перевала на перевал, спускаешься в ущелья и вновь подымаешься вверх, и кажется, что равнин в мире больше нет…
Найжел вдруг повернул и сделал большой круг; Роберт повторил его движение.
Было такое впечатление, что Найжел не может найти того, что ищет — он пошел уже на второй, более широкий круг.
Наконец раздался радостный клекот и орел стремительно полетел вниз, в глубокое ущелье, со всех сторон окруженное поистине неприступными громадами отвесных скал. Безотчетный страх на всей скорости врезаться в угрюмую стену и рухнуть камнем вниз охватил графа; он пикировал вниз с беспокойством поглядывая на лихой полет друга.
Наконец он увидел, куда влечет его Найжел. Увидел сразу и вдруг. Сверху б он это, пожалуй, и не заметил бы.
Достигнув дна ущелья, оба дружно обернулись в привычные обличья — чтобы можно было нормально поговорить.
— Вот, — гордо указал Найжел. — Сколько ты видел на своем веку, а такое — вряд ли.
— Хм, ты прав. — Роберт почесал подбородок, на котором пробилась жесткая щетина. — И что в нем интересного?
— Ты же сам расспрашивал меня сказания предков о том камне с глазами, что на дороге из столице к морю, — несколько разочарованным тоном протянул друг. — Таких как тот мы с тобой много повидали в наших путешествиях, а вот, чтобы такое… Я даже не слышал никогда.
Они стояли у черной скалы, на которой были глаза, как на том старом идоле, что находится у дороги с побережья в столицу.