Но назначили поединок, как положено по нашим законам, честь по чести. Вот тогда-то старейшина, прознав об этом, и объявил меня, пока не обзаведусь наследником, неприкосновенным. Но когда все кончится — поединок состоится, он не отменен, а отложен.
— Орестай силен в бою?
— Я никого не боюсь.
— Я знаю, я не об этом. У него есть шансы тебя победить?
— Никаких, если я буду чувствовать себя так же, как сейчас.
— А он это понимает?
— Что ж, может быть он и хотел меня погубить. Но это ему бы ничего не дало…
Нет, Роберт, это точно не его рук дело — если б это придумал Орестай, он бы просто убил меня бесчувственного у колодца. И добился бы жуткой цели — род вепря перестал бы существовать.
— Но ведь твоя же жена беременна!
— И не одна, а три, может, и больше. А что толку? Если огонь перед вепрем потухнет, то не зажжется вновь, когда мальчик родится. Ребенок в таком случае будет уже принадлежать роду грача.
— Значит, не Орестай послал грязевых кукол… Ладно, пойдем, послушаем рассказ и выпьем пива, а то наше отсутствие заметят. Слушай, тот, кто сейчас вышел из Пещеры это не… Ну как его? Не тот, который про гранадцев рассказывал и Майсава?
— Дайлон? — переспросил Найжел и вгляделся в темноту. — Да, это он.
— Ты иди, Найжел, — попросил граф, — а я хочу кое-о чем спросить его по той истории. Я хотел задать ему вопросы, да видишь, как все повернулось. Я скоро приду.
Найжел кивнул и пошел обратно в священное здание. Роберт подождал пока Дайлон сделает свои дела и подошел к нему.
— Благородный Дайлон, это я, граф Астурский.
— Я вас узнал по говору. Вы слишком мягко произносите слова, не всегда понятно.
— Меня заинтересовал ваш рассказ. Я считаю, что этот юноша, о котором вы рассказали, — настоящий герой.
— Правда?
— Да, — сказал граф, не особо покривив душой. — Он женился на своей возлюбленной? — он не хотел сразу брать быка за рога и потому для завязки разговора задал не интересовавший его вопрос.
— Нет, — с болью в голосе ответил собеседник. — Пираты все ж обесчестили ее.
Майсав простил возлюбленную и все равно хотел жениться на ней, но она в ночь безлуния взобралась на самую высокую гору Ракки и бросилась вниз.
— Давно случилась эта история? — после паузы спросил Роберт.
— Давно, девять лет назад.
— А куда тот юноша дел фонарь и стекло? Ведь ими же можно было еще пользоваться?
— Фонарь оказался самым обычным, — ответил орней. — Вернее, магическим, конечно, но без волшебного масла он ничем, кроме странных надписей на нем, от обычных не отличался. Я не знаю где он сейчас. А стекло могу показать.
Он распахнул одежды и снял с шеи цепочку, на которой висело большое плоское стекло, чуть меньше по размеру, чем ладонь Роберта, и передал графу.
— Эй, оруженосец, или кто-нибудь! — крикнул орней. — Посвети нам факелом!
Подбежал слуга и поднес к графу факел. При его свете граф осмотрел фиолетовое мутноватое стекло с отшлифованными кромками.
— Почему оно у вас? — поинтересовался граф.
— Теперь — это мой амулет, защищающий меня от напастей. С ним я чувствую себя в безопасности.
— А как оно оказалось у вас, благородный Дайлон? — уточнил вопрос арситанец.
Глава клана моржей вздохнул. Потом сказал:
— Вы не знаете наших обычаев, благородный граф. В Пещере Предков можно рассказывать лишь о присутвующих в ней. Если говоришь о себе, то в третьем лице и называешься другим именем. Майсав — это я.
В это мгновение граф почувствовал, что его сковала магическая сила. Граф не обладал магией, но отлично знал, как происходит подобное. Он был парализован и, если бы не многолетняя тренировка, мог бы вообще ничего не ощутить. Но он знал — его проверяют на магическую сущность и проверяет чародей, владеющий незаурядной силой.