Но он не вернулся. Не вернулись и те, что были отправлены в пятый, десятый и пятнадцатый дни — остров крепко хранил свои тайны, пройти мог только достойный. И граф Астурский шел. Уже восемнадцатый день. Но он жив, о чем красноречиво свидетельствует его капелька крови на освященном кинжале.
— Вряд ли это имеет смысл… — возразил верховный жрец. — Но если ты хочешь, Айвар, то отправь. Там этих кандальников еще достаточно?
— Более чем…
— Ну, отправьте, отправьте…
Безделие и ожидание начинало, похоже, утомлять не только Блекгарта.
Оруженосцы переставили фигурки на поле — Айвар тоже проиграл.
— Благодарю вас за доставленное удовольствие, — произнес Блекгарт и развязал кошелек, чтобы достать золотые. — Пойду прогуляюсь по берегу, посмотрю как там и что…
— Езжайте, — в ответ на вопросительный взгляд произнес Айвар, — я еще побуду здесь…
Блекгарт вышел из зала, спустился в шлюпку и вскорости спрыгнул на каменистый берег. За время пребывания на острове лагерь приобрел какой-то домашний вид — валялся мусор, на кустах развешано выстиранное белье… В дали доносился пронзительный женский крик: кто-то вызвал недовольство строптивой маркитантки…
И над всем царит напряженная атмосфера ожидания — никто из воинов не знает, что будет, если граф Астурский дойдет и магический барьер рухнет. Никто не может знать — каких монстров разбудит граф и что может выскочить из таинственного зева пещеры, которая ведет к сердцу острова.
Блекгарт неожиданно для себя повернул в сторону и направился не к своему шатру, как собирался, а к тропе, ведущей к пещере, где скрылся восемнадцать дней назад отец.
«Душно очень», — звенели в голове юноши слова верховного жреца. Душно…
Где-то у шатров жарили оленя — до Блекгарта донесся аппетитный запах. Лес вокруг скал, закрывающих проход к таинственному замку, был благодатен для охоты.
В свежатине недостатка не было, хотя продовольствия было взято в экспедицию предостаточно.
Восемнадцать дней нет отца… Чем же он питается? Какие глупые вопросы возникают в голове…
За время путешествия на корабле Роберт почти все время провел с сыном. И рассказал ему почему так рвется на остров Астазии, о той сокрушительной опасности, что угрожает миру, поведал и об ордене, имени не имеющем. И Блекгарт знал — если отец не вернется, никто, кроме него, рыцаря, лишь недавно прошедшего посвящение, мир не спасет. Если отец погибнет — ему, Блекгарту придется войти во мрак пещеры. Он не боялся, но… Он знал лишь одно — он сделает это, хочется ему или не хочется, несмотря на категорическое запрещение отца. Странно, обычно такой разумный в суждениях отец в этом вопросе сам себе противоречил. Если миру суждено погибнуть, то зачем нужно оберегать жизнь последнего из графов Астурских, раз все равно погибнут все? Или граф все же допускает мысль, что в случае его гибели в странном ордене найдется кто-то, кто лучше его? Блекгарт усмехнулся. Как бы он ни относился к своему отцу, он уже успел убедиться, что воина, равного ему, — нет…
У входа в пещеру дымился полупотухший костер; воины из охраны бросили игру в кости и посмотрели на подошедшего. Узнав сына графа Астурского успокоились, но игру не продолжили. Не от попытающихся войти в туннель, сидели они здесь — самоубийц мало. От того, что может выйти из пещеры призваны они охранять береговой лагерь. Если верховный жрец прав, то единственной их задачей будет поднять тревогу и доблестно погибнуть первыми.
Неподалеку с черным зевом, прислонившись к серой стене скалы, прямо на песке сидел новый оруженосец графа — судя по лицу, совсем юноша. Блекгарт усмехнулся — он, наверное, единственный, знал тайну нового оруженосца. Не его дело вмешиваться в любовные интрижки отца.