На днях жди в гости не прошедшего по жизни без смертельных ранений капитана Тилянского. Два ножевых в живот, одно пулевое в спину: убежать ему не удалось и, умирая, офицер не благодарил свою судьбу безотносительно скорой кончины.
При поверхностной оценке его позиции нестыковок было в достатке, но только при поверхностной. Обретенное боковыми тропами материальное благосостояние, здоровые дети, верная жена: разве это ценность в сравнении с умением щелкать пальцами? А щелкать пальцами Тилянский не умел. И уже не научится: Тилянский бы научился, в заключительные мгновения работы спешащего ему послужить разума он только об этом и мыслит, но Павел умирает, и надолго: как умрет, так и начнется.
Внезапно Тилянскому показалось, что пошел дождь. Приоткрыв глаза, он с трудом разглядел склонившуюся над ним жену. Она плакала.
Ты хочешь что-то сказать, дорогой? спросила она со слезами: со своими, но уже и на его глазах. Сказать или хочешь?
У Павла Тилянского было, что сказать. Собрав в кулак оставшиеся силы, он еле слышно выдохнул:
Будьте вы все прокляты
Тилянский умирает.
Умир а ю я кое-где у меня с собой свои дела, тайна-ааа, обма-ааан ору-ууужие к бо ю
Он умер.
Его белки больше не нальются дурной кровью.
Старина Редин, не одобривший его перехода от фиктивных буддийских надежд в МВД, на поминках Павла Тилянского практически ничего не пил, но явно перебрал с закусками. Салат оливье, жареные каштаны, весьма отдающий человечиной холодец; над Яузой начальный закат и готовое к звездному вторжению небо.
Великан Орион преследовал Плеяд, заставляя их превратиться в голубок, и лишь затем по воле Зевса стать созвездием показывая на него сложенным зонтом специально для пренебрегающей христианским долгом Светланы Мишуковой, Редин обнял ее за тонкую талию и проникновенно сказал:
Нам надо проверить наши чувства. Испытав их на прочность, мы обретем еще большее единение.
Она ожидала от этой ночи совсем другого белых лебедей, в телосложении которых у каждого из них было бы по одному крылу; страстных плотских услад, примитивного срастания душ
Мы расстаемся? тихо спросила она. После всего, что у нас было, мы все же расстаемся?
Ненадолго, любимая, ответил Редин. Я думаю, десяти лет нам хватит, чтобы окончательно убедится в невозможности жить друг без друга.
Отделившись от ее окаменевшего тела, Редин начал уходить испытывать мятежную радость, оставив ей на прощание предельно волнующую фразу:
Держи себя в форме.
Света Мишукова за ним не пошла. Она осталась на набережной, не переставая его любить, и десять лет представлялись ей лишь суетным мигом, преступив который, они уже навсегда пребудут вместе
Во что играть, когда невроз?
Дразнить ли тело ее снимком? В одних чулках, и то на шее?
Висит она.
Одна? Конечно.
Кто? Не Светлана Мишукова.
Демон Мара, как в свое время Будде, Геббельсу и Александру Брянцеву, будет мешать Светлане достичь просветления, но она смогла забыть о Редине и вспомнить о своем муже; лишь огонек ее сигареты, только он наполнял их спальню неглубоким светом: Мишукова в кровати, ее муж Алексей Янкович тоже в ней. В кровати.
Толстомордый высокоэтичный человек Янкович думает о том, что если Бог уже умер, то не оставил ли он завещания; если оставил, Алексей Янкович с ним бы охотно ознакомился существует наследование как по закону, так и по завещанию, и если Всевышний завещания не оставил, то все, наверно, достанется
Борись с собой, Алеша, попросила Светлана Мишукова, я не вижу твоего лица, но когда ты о чем-то думаешь, у меня нет ни малейшего желания его видеть. И вообще, если бы не одна единственная вещь, наша семейная жизнь проходила бы в полнейшей тьме.
Лицо у меня нормальное, сказал в свое оправдание Янкович, точь-в-точь как и на паспорте: я говорил фотографу: «У меня всегда такое лицо», а он меня не хотел фотографировать: все равно, ворчал, в паспортном столе не примут. А что за вещь?
Маяк, сказала она.
В смысле? спросил Янкович.
Ты силы на разговоры не трать, они тебе понадобятся после того, как я докурю.
Понял Понял! Маяк нашей семейной жизни это мой
Я же тебе сказала не тратить силы на разговоры прислушайся ко мне, Алеша. Не радуйся, когда замолчу.
Ну, хотя бы пару слов мне можно сказать? спросил он.