Мой взгляд горько скользил по разбросанному оружию. Был бы хоть маленький шанс
Едва рука машинально потянулась к металлу, последовал рык вожака, который успевал и жрать, и контролировать.
Тому тошнило, она зарылась лицом в обхваченные руками колени, плечи мелко дергались. Ее не трогали. Конкуренция. Если кто-то не ест, остальным больше достанется.
Насытившись, людоеды принялись набирать мяса впрок. Сначала меня, затем Тому кто-то толкнул, призывая заняться делом. Наконец, просто сунули в руки по обтекающему кровью куску и на время оставили в покое.
Один из трупов привлек мое внимание. Во-первых, он был в очень знакомых цветах поддоспешных тканей, а во-вторых не труп. Еще живой человек дышал. Неслышно, медленно, что и спасло от кровожадной стаи. Я склонилсяи зашептал ему в ухо:
Вы Варфоломеины?
Ничего не скажу, чертов выродок, хоть живьем меня ешь. Хрипящий голос едва пробивался из пронзенной груди.
Хорошо, что сил у бойца не было, иначе мне пришлось бы худо.
Дурак. Где ты видел говорящего зверя? Я осмотрел умирающего. Впрочем, не будем спешить с выводами. У тебя опасное ранение, но, похоже, не смертельное. Отлежись. Прикинься мертвым, я прикрою от этих. Подбородком я указал на человолков. Если крови потерял немного, жить будешь. Доберешься до башни, передай царевне Зарине
Царисса
Слушай, что говорю. Не цариссе, а царевне Зарине. Скажи, что ангелы живы. И заколдованный принц тоже. Запомнил?
Царисса Варфоломея донесся хрип, и вся ее семья погибла.
У меня похолодела спина.
А царевна?!
Варфоломею выманили из башни. Отряд разгромлен, башня в руках отступников. Всех убили.
Всех?!
Холодный пот покрыл лоб. Зарина. Зариночка. Зорька.
Мы были в деревне. Несколько человек. Когда узнали, что возвращаться некуда, примкнули к Евпраксии. Долго оборонялись, но сборный отряд не выстоял против орды рыкцарей с гнуками
Гррр! раздалось грозно в мою сторону.
Стая уходила. Подхватив врученную ношу, я поскакал со всеми, не смея оглянуться.
В мозгу било: Зарина!
Мертва? Я не хотел верить. Отказывался верить. Войник не видел. Он так думает. Ему так сказали.
Но в мозгу по-прежнему стучало кузнечным молотом: Зарина мертва. Мое ненадолго взошедшее солнышко. Чудесный солнечный зайчик. Маленькая принцесса. Добрая, верная, почти родная.
Что случилось? спросила Тома, пристраиваясь рядом. На тебе лица нет.
На мне четыре месяца морда вместо лица.
Я быстро пересказал услышанное.
Тебе нравилась Зарина? догадалась Тома.
Я молча перебирал тремя конечностями, прижимая к груди здоровенный кус мяса. С него капало кровью. Словно из моего сердца.
Тома не успокаивалась:
Если ты знаешь, каково жить без любимого почему мешаешь мне?
Не путай божий дар с яичницей. И не надо об этом сейчас.
Я отстранился. Не хотелось разговаривать. Я никого не хотел видеть. Вообще ничего не хотел.
Только по возвращении в пещеру ёкнувший желудок обиженно напомнил о себе. Стая ужинала мясом. Мои съеденные в пути ягодки-кузнечики давно переварились и усвоились, если не сказать больше. Томины вышли, не добравшись до желудка, еще на поле брани. Поэтому мы с Томой снова постились.
Чем дальше, тем хуже. Есть хотелось страшно. Подножная травка со склона не спасала, вода больше не желала заменять еду. Человолки наслаждались мясом, мы с Томой мучились. С наступлением темноты спать мы легли как прежде со мной в середине, других конфигураций я больше не допускал.
Закрыв глаза, я стал уговаривать себя заснуть, выбросить из головы страшные мысли, успокоиться. Куда там. Зарина. Мое неуемное Солнышко. Как и небесное светило, обжигавшая своей близостью. Иногда обжигавшая холодом. Но всегда обжигавшая. Теперь ее нет. Как в это поверить? Разве солнце может исчезнуть?
Долго я ворочался, плыл, скрипел зубами, мешал соседям и накручивал себя. Очень долго. В конце концов, мы все же уснули.
Нет, это я уснул. Ненадолго. Настороженный организм среагировал на неслышное вставание Томы. Сквозь полусон веки приоткрылись, я проследил. Обычное дело, пошла к выходу. Но мы это уже проходили.
Я обернулся в другую сторону. Смотрик на месте. Пока. Я лег на спину, достал рукой до разметавшейся гривы соседа и накрутил длинные волосы на ладонь. Пусть попробует встать незаметно.
Чувство выполненного долга подарило долгожданный покой. Наползающий тревожный сон взял свое. Но когда Тома вернулась, я ощутил нечто новое. Она вдруг притиснулась всем обжигающим фронтом. Искра настолько интимного соприкосновения потрясла меня, заставила съежиться, затаиться, раствориться. Тома положила руку на мою грудь, ногу бессовестно закинула на бедро.