Тем временем мастер отошел в сторону, вновь появился, держа в руках ржавую консервную банку, до краев наполненную водой, и плеснул содержимым в мальчика. Видя, что ребенок не поднимается, он запустил в него банкой. Подмастерье тяжело вздохнул, возмущенный Жакмор подался было вперед, чтобы ему помочь, но маленький грязный кулачок уже вновь поднимался и опускался в прежнем вялом однообразном ритме.
— Как вы жестоки, — сказал мастеру Жакмор. — Это же ребенок! Как вам не стыдно?!
Удар в челюсть чуть не опрокинул его навзничь, два шага назад сохранили зыбкое равновесие. Психиатр осторожно ощупал подбородок — хорошо еще, что борода смягчила удар. Как ни в чем не бывало столяр вновь принялся за работу. В очередной раз опустив молоток, он сделал паузу и небрежно бросил: «Зайди в воскресенье. Красивый получится амвон» — и с гордостью погладил поверхность. Лакированный дуб, казалось, вздрогнул от прикосновения.
— Твои кровати будут готовы в воскресенье, — добавил он. — Сам их заберешь. В пять часов.
— Хорошо, — ответил Жакмор.
Удары возобновились. Сгущался запах столярного клея. Жакмор посмотрел в последний раз на подмастерье, пожал плечами и вышел.
На улице было тихо. Психиатр пустился в обратный путь. Оставляя позади себя деревенские окна, он чувствовал дрожь занавесок. Откуда-то выбежала, напевая, маленькая девочка. Она несла огромный эмалированный кувшин, чуть ли не больше ее самой. Заходя в дом, девочка уже не пела.
XIII
30 августа
Ангель и Жакмор сидели в просторном прохладном холле. Туда-сюда сновала служанка, возилась с напитками. Наконец поставила поднос с кувшином и стаканами перед Ангелем. Окна и дверь в сад были открыты. Время от времени в холл вдувало какое-нибудь насекомое, и его крылышки жужжали под высоким потолком.
Все умиротворялось.
— Кровати должны быть готовы сегодня в пять часов, — произнес Жакмор.
— Значит, они уже готовы, — сказал Ангель. — Наверняка имелось в виду пять часов утра.
— Вы так думаете? — спросил Жакмор. — В таком случае они, конечно, уже готовы.
Они замолчали. Молча выпили; на какое-то время воцарилась тишина, которую робко нарушил Жакмор:
— Я бы не стал с вами говорить о том, что вам и так хорошо известно и вряд ли вызывает хотя бы малейший интерес, но вчерашнее зрелище в деревне меня просто поразило. Люди здесь какие-то странные.
— Вы находите? — спросил Ангель.
Спросил он вежливо, но, судя по интонации, без особенного интереса.
Жакмор запнулся.
— Да, — сказал он. — Я нахожу их странными. Но я полагаю, что их образ мыслей станет мне понятным, когда мы познакомимся поближе. А потом, где-нибудь в другом месте я бы удивлялся ничуть не меньше. Ведь мне, новоявленному, все в диковинку.
— Вне всякого сомнения, — рассеянно согласился Ангель.
Перед окном пролетела какая-то птица. Жакмор проследил за ней взглядом.
— А вы, — сказал он, внезапно меняя тему разговора, — конечно же, не желаете пропсихоанализироваться?
— Нет, — ответил Ангель. — Конечно же, нет. Да я и не интересен. Я — заинтересован. А это не одно и то же.
— Чем? — поинтересовался Жакмор, предпринимая чудовищные усилия для поддержания разговора.
— Всем и ничем, — сказал Ангель. — Жизнью. Мне нравится жить.
— Вам везет, — прошептал Жакмор.
Он залпом выпил то, что оставалось в стакане.
— Хорошая штука, — заметил он. — Я могу налить еще?
— Будьте как дома, — сказал Ангель. — Не стесняйтесь.
Снова воцарилось молчание.
— Пойду проведаю вашу жену, — сказал Жакмор, поднимаясь. — Ей одной, наверное, скучно.
— Да-да, — сказал Ангель. — Разумеется. Потом зайдите за мной, я возьму машину, и мы вместе поедем за кроватками.
— Я быстро, — сказал Жакмор.
Он вышел из комнаты и направился к лестнице.