После недолгих розысков подходящий вариант оказался найденным, и уже послезавтра дотянул он до него: в Стиксе только ноги помыл мизинец Корнилова неамплитудно помахивал связкой ключей от выделенного ему помпезным отмиранием социальных приоритетов убежища.
Gimme shelter я устал.
Лишь семерки.
Ну, ты сдал
Нависавших над готическими скамейками аркад квартира Корнилову не предоставила: стол, стул, да грусть, однако ее окрестности, подъезд и одиноко работающий лифт второй тоже временами работал, но продолжая пребывать в том же положении, что и не работая: без пола навеяли Корнилову несложную мелодию исполняемой под баян частушки о мерзости запустения, распространяющейся по подлунному миру на китах человеческих. Как там вещал сокол Чиль: «Люди покрыли землю на три дня полета! Может и больше, но мне уже надоело высматривать свободное от них место. Бесполезно это!». Окопавшись в этом зловещем своей обособленностью пристанище ко всему, еще и звонок не исправен Корнилов решил освежить пока еще не отобранную у него жизнь душераздирающим отказом от соприкосновений с женщинами под алкоголем. Укрепившейся за последние семь лет культ «Просто выпить хорошо и просто» был развенчан Корниловым провозглашением невнятной доктрины «Живу один, не пью и зрею», и, стараясь откреститься от «It` s just that demon life has got me in it s sway», он неоднозначно выдохнул:
Хрен бы
Приобретенная накануне независимость от братства «Внешнего духа» надсадно прервалась телефоном лучше бы Александр Белл не отвлекался от учительства глухих детей и не шастал со своей системой «видимой речи» по коктейльным заседаниям бостонского истеблишмента.
Корнилов взял трубку.
Алло, нехотя пробормотал он.
Привет, цыпленочек!
Звонили не ему. Это уже хорошо.
Привет, курочка, сказал Корнилов.
Курочка? Ты никогда не звал меня курочкой.
За это я должен перед собой извиниться как и в том случае, когда пошел дождь и я встал под дерево. Его крона защищала меня от воды, но потом дождь кончился, вместо него подул ветер, а я о чем-то задумался и из-под дерева не вышел, не успел. Вот меня и окатило всей той водой, что не доходила до меня во время дождя. Дождь идет я сухой. Он кончился я вымок. После его окончания, но насквозь. А как я тебя звал?
Ты звал меня Секси.
Похоже, полная дура если бы вокруг него остались только такие женщины, Корнилову было бы нечего делать в своем теле.
Привет, Секси.
Таким ты мне нравишься Хотя, говоря таким, я бы не смогла объяснить каким именно. Думаешь обо мне?
Ну, не кричать же ей: «Мне нравится тебе нравиться!». Но и откровенность тратить на нее не пристало.
Всегда, твердо сказал Корнилов. Даже спирт разбавить некогда выпью алюминиевую кружку и пятнадцать минут потом не дышу, думая и помышляя лишь о тебе.
Туз ты мой Тебе ведь приятно, когда я так тебя называю? Ну сознайся, ведь приятно?
А леди пусть тушат сигареты в молоке
Откуда информация? спросил Корнилов.
Как это откуда? поразилась она. Ты же сам говорил: «Бога нет, потому что его никогда и не было, а ты зови меня Тузом».
До него здесь жил дебил. И это факт, даже делая скидку на то, что он мог не знать сленга некоторой части блатных, называющих «тузом» анальное отверстие.
Понятное дело, говорил негромко протянул Корнилов. Как лошади? Как жизнь?
Как лошади не знаю не знаю и того, зачем ты об спросил, а жизнь все продолжается работа, однообразное общение с сослуживцами, вечеринки. Но мне очень не хватает наших игр.
Догадываюсь не иначе, как что-нибудь вроде смертельных схваток между тщедушными богоборцами и накаченными анаболическими облатками бого-Борцами.
Так поиграй в них с кем-нибудь еще, довольно искренне посоветовал Корнилов.
Все не так просто здесь любой не подойдет. Меня ведь возбуждают только мужчины в железе.
Каторжники, что ли?
Причем тут каторжники? Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю Твои причиндалы-то не заржавели?
Сейчас это еще не всё, но, по собственной милости забиваясь в угол, Корнилов пренебрежительно забивал на искушение быть в центре.
Не беспокойся, сказал он, они у меня из нержавейки.
Голос в трубке понимающе захихикал:
Я не о том Как там твои доспехи?