Придя домой сосредоточенно, как канатоходец, которого страхует лишь бурлящее неописуемой заботой озеро лавы Корнилов с нажимом вычистил зубы и, напрягая вороватую совестливость последних из пока не отказавших ему в сотрудничестве рефлексов, замедленно изыскал нетвердые контуры кровати. Затем он лег. Чтобы спать и не задерживаться при дворе состояния духа, снова духа, мглистого состояния, вылупившего его их скорлупы хотя бы скудного довольства происходящим. «Уйди, Танюшка, отстань, не заставляй меня целовать твоего вонючего кота, он хороший, прекрасный ты, Корнилов, не такой, звери могут смотреть прямо на солнце, человек нет, звери тоже не могут, человек однообразен, звери разнообразны, какие-нибудь из них могут, я убежден» когда сон уже приступил к сдавливанию его в своих не оставляющих отпечатков объятиях, раздался телефонный звонок. Если бы для поднятия трубки требовалось совершить хотя бы один шаг, Корнилов бы его не совершил. Но так как трубка висела прямо над кроватью, Корнилова потянуло но только рукой ответить.
Звонившим оказался Николай Воляев.
Здорово Корнилов! сказал Николай. Как самочувствие?
Волшебно
Не забыл?
«О дайте, дайте мне отставку!» кричал побледневший полковник, услышав что пленных будут казнить начиная со старших чинов. И в эту секунду он видит, что его генерал уже попрощался с большей частью лобной кости
О чем не забыл? спросил Корнилов.
Ну, про тренировку.
Какую тренировку?
Ни хрена себе, какую тренировку! возмутился Воляев. Ты что, Корнилов, мы же вчера договорились.
Какой-то Марсель, где маркиз Де Сад договорился с бедствующими проститутками, что они изобьют его разгоряченную плоть неоднократно испытанным хлыстом с гвоздями во плети. «Ко мне, деточки, скорее ко мне все готово ко мне» приехав на место, шлюхи пошли на попятную: не хотим, сказали они, отправлять тебя на тот свет за твои же деньги.
Еле на ивовой метле сошлись.
Ничего себе невнятно пробормотал Корнилов. И о чем мы договорились?
Слушай, Корнилов, не дури! Мы вчера договорились, что ты сегодня ровно в шесть ноль-ноль придешь на тренировку.
А что я буду там делать?
Как это что?! Боксировать.
Вволю они меня туда того, а насытиться все не могут: красть уже нечего, но процесс моей опеки нарастающими проблемами их по-прежнему занимает.
Ах, боксировать негромко протянул Корнилов. А может, я лучше в следующий раз?
Никаких следующих разов, Корнилов, ты обещал! Ты держишь свои обещания?
Куда уже крепче (держать) даже на побегушках за ними бегаю. Но если у Бога есть своя администрация, то кто же ее возглавляет? кто будет снимать заключительного «Крестного отца», когда Пачино восстанет из ада и, прочитав там данные Францом Гильомом Гизо жизнеописания четырех великих французских христиан, подвигнет заждавшуюся его конницу на героический конкур по разрастающимся головам выглядывающих из пент-хаусов сатанистов?
Иногда держу.
Ладно, сказал Воляев, хватит бабочку лохматить. В последний раз спрашиваю, придешь?
Для меня это важнее многого.
Вот и здорово. А то, если бы ты не пришел, я бы решил, что ты струсил тебе на мое решение, конечно же, насрать, но для меня оно кое-что значит. Ты, вообще, в порядке?
Спроси меня, месяц щербатый; спроси меня о ком-нибудь, ущербно заполовинившем нас обоих уточни у меня самого причину его ко мне немилости.
В полнейшем, ответил Корнилов.
Ну тогда все, увидимся.
Положив трубку на ее привычное место, Корнилов закрыл глаза впрочем, они бы закрылись и без его ведома и вскоре созидательно задремал.
Просторная площадь заполнена галдящими людскими массами; стрелки суток переведены в положение «полдень»; грандиозный дворец нет дворца зыбко и солнечно; every kind of time spinning on my mind, еще одна несчастная любовь меня добьет: «Вы женщина?»
«Ну, и что?»
«Этого мало, чтобы быть моей женщиной» будучи приподнятым кем-то на уготованное ему возвышение, Корнилов не может пошевелить ни рукой, ни ногой, ни чем-нибудь между ними. Головой пошевелить он может. Потому что лишь она. Чего? Что ты сказал? Лишь она высовывается из метрового слоя воска, или чего-то очень схожего, обмотанного вокруг его жалобно затекшего тела по пока им неизведанному обстоятельству. Изведать его не у кого если только у суетящегося пред угрюмым челом Корнилова по-вражески шустрого человека: на нем шапочка в форме нимба и испещренная какими-то формулами мантия не провисает, ходит ходуном от сердечного гула.