Только не Осянин.
Залезть и прыгнуть.
Не с тем размахом годы: в его возрасте Сократу, когда тот смотрел на небо, «наклала в рот ящерица». По словам Аристофана, скорее всего также бывшего пеликаном, ученым гомосеком; Осянин бы напихал им с обеих рук. И с левой, откуда исходит отрицательная энергия, и с правой, посылающей положительную вы умны, но учитесь дальше, принимайте присутствующую во всем амбивалентность; только лучшее, только крупное, Филипп не последний игрок на поле приземленной духовности; изодрав скафандр, Осянин пронесется сквозь время на выручку перепуганному мальчику, окруженному заботой философствующих педофилов, вы кто? вы мне поможете? я человек-полет. У вас тут красиво до глаз доходит лишь какая-то дрянь. Я великолепный диалектик.
Ты меня не поймешь, однако ладно если Хендрикс на гитаре, Дэвис на трубе, «Бонзо» Бонем за ударными, я, пожалуй, не схвачусь за гусли.
Просто послушаю. Понаблюдаю вместе с тобой закат над афинской цитаделью, лучезарно подмигивая бесстыдно оглядывающим меня гетерам. Идите, уплывайте, проваливайте, я не захватил с собой денег.
На нас взирают и плотные бородатые мужики в сандалиях и хитонах: распив для лучшего течения благородной беседы сорокалитровую амфору с молодым вином, видят во мне некого сеньора-гейшу. Меня это не должно удивлять.
Не должно. Не должно. Мир рехнулся. И давно.
Микстура Бехтерева, сказал Барсов.
Не возьмет, покачал головой Максим.
Высадка гуманоидов.
Может быть, пробормотал Стариков.
Блеск таза.
Твои дела, откликнулся Максим.
Для Беме вначале был блеск таза, сказал Иван Барсов. Видения начали его посещать после того, как он что-то усмотрел в перевернутой тазу: встал ночью в туалет, через пятнадцать минут вернулся к девушке пьяным выпил водки. Я, Максим. Без видений, но с правильным самочувствием: с потребностью духовно расти. Куда и откуда мы бредем? откуда у меня золотая перхоть и изумрудные сопли? где, черт побери, Осянин? остальные уже приехали. Дзынь.
Повышение бдительности, сказал Максим.
Бамц.
Запущено взрывное устройство.
Из нас двоих работала ты одна, и нам хватало, в тебе есть все, что мне нужно как и в миллиардах других. Думай о хорошем. Я наслежу вокруг, натопчу, ты меня впустишь. Нарисовать тебе барашка? Подняв за уши, я поцелую тебя в губы; от огня в твоих глазах оплавятся черные очки, солнца тут нет, и ты сидишь в этих очках без желания утешать, сквозной темой проходит одиночество, мне противно вставать с кресла, чтобы лечь в кровать, я называю это «Сделать Дао». Сама не поймешь никто не объяснит.
Спущенные брюки.
Штормовое предупреждение. Со дна километровой впадины я достану тебе морскую звезду. Растоплю дыханием замерзший водопад, разложу перед тобой дюжину самолично вырванных змеиных языков, по дороге к тебя я мог умереть. Окоченеть с уставшим петь сердцем. Смерть предателям, больше веры неудачникам, вдоль бровки раздраженно бродит запасной футболист.
Он озабочен. Не склонен упрощать. Вавилон, Божьи Врата, наше значение одинаково ничтожно, законы АУМ непоколебимы, из-за скамейки с тренерами и массажистами выглядывает Барсов: Иван! А, Иван!
Чего?
В следующий раз огребешь! Не сомневайся! Меня и на поле не выпускают и Валентина в запас перевела; не получится с тобой вспомнит обо мне, позовет послушать шокирующий томский блюз, и мы затеем красочные переодевания, представляясь белорусским шляхтичем и готовой на все гимназисткой, мой болт оживет, ударная волна от сказанных мною слов весьма слаба, зато потрахались. Воздали почести Венере. С введением в нее пластмассового.
Он не мой муляж. И муляж, и мираж. В венском вальсе, как в медитативном трансе, спасительные абстракции, сверхличные скосы, только успевай выносить трупы, друзья не выдерживают, приглядись ко мне я держусь.
Часы и сверчок. Тикают и поет. Ты меня выбрала, улыбнулась, привела в исполнение, и я в одиночку сгрыз пакет ванильного печенья, замолчи! идет верблюжонок, наваливается Африка, от старухи чужой к старухе своей, real falling in love? С дивана? я зла на педерастов, сужающих для меня возможность выбора. Их привычки диктуют глядеть на меня словно бы я им сестра, ну да, разумеется, я видела в гробу таких братьев. Принимая шланг за гадюку, собака бросалась и перекусывала я бы у них не откусила. Эта категория людей не разложила бы меня на столе. Ты отличаешься и теряешь над собой контроль. Если ты заметил, что ты спятил, ты не спятил.