Удовлетворив Мигуэлу, я в общем порядке присел; страдаю, компадре, икаю, блек-аут. Отключился.
Сказалось чрезмерное напряжение.
Вошел окосевший партизан.
У него пистолет. Он стоит и засыпает, не выводя меня из оцепенения и отмечая для себя мою беспомощность, с нами дух Симона Боливара, в чем дело? Кто посмел вызвать?
Поэт-переводчик Родригес. Задорный козлина, мявший тупым ножом свежий батон, поминутно заглядывая в древний матросский сундук с его собственными переложениями на испанский изумительного Горация: «Бог не должен сходить для развязки узлов пустяковых» Ему не до наших взаимоотношений с Мигуэлой.
Была проституткой, для «Плэйбоя» снималась, да, постепенно поднималась, получила мелкую рольку в аргентинском производственном сериале «Человек с молотком»; ты, дядюшка Убальдо, не синефил?
Старый Убальдо обиделся.
В кино разбираешься?
А-ааа Ты о кино. В моей семье, в нашем Доме Жутких Сказок и без него не скучно. Взвизги хватаемых дамочек, ущемленная женская гордость, угреватый брат Диего, разделившийся на четверых шайтанов и вылезший в разные окна, позавтракав с прилепившимся отребьем неприглядными корешками; самый восприимчивый после меня. Зарабатывающий полировкой гробов: на нашем деревенском кладбище, как говорят, говорят и говорят, закопана всеми забытая водородная бомба, я попрошу и он отроет.
Она поможет нам в борьбе, стрелка часов языком слижет цифры, все в порядке; бытие пекущихся о народе не сводится к набитому пузу, отряхнись, Мигуэла, мы соединимся в миг взрыва. И мужская сила при мне. И снег повалит хлопьями.
Впервые у нас еще час, еще два, а я по-прежнему с тобой, заканчивая жизнь в атаке, у тебя улыбка ребенка; чем ты заплатишь за ее чистоту? Не думай, что я непохож на других. Мировой масштаб, великие расклады, между мышцами нет синхрона, руки гнутся куда хотят, давай взлетим, у меня есть немного особой текилы, активирующей предрасположенность к танцам: хоть медленные, хоть дрыганья; оценив ситуацию критическим умом, я бы подрыгался. На старости лет, зрелым мастером своего дела и его отсутствия испытывая влияние твоего ласкового голоса и вкрадчивых манер; лоб защищает мозг. Мой мозг, не боясь рискнуть, проверяет оборонительную прочность, подставляясь под удары стен, коленей и копыт, предстоящие события вынуждают нас горбиться, но мы же пожиратели огня, погонщики приснившихся бронтозавров, концепция разработана.
У меня тусклые глаза? Ну, вкрути в них по электрической лампочке. Лишь представил, а пот уже пробил. Под прикрытием турпохода карательная экспедиция, между поссорившимися влюбленными чучело крокодила, кровать нагревается: насчет один на один не уверен, но на секс втроем оно сгодится.
Потерявший направление охотник не настаивает. Нажравшись, он ведет себя даже тактичней. В ушах зазвенело, в чреслах зазнобило, со временем отпустит; смертельно ужаленный Беовульф все-таки смог прикончить того дракона в нем бушевало эго. Напоследок показывало клыки. Поработай головой, девочка: я не намекаю на оральный секс; меня сильнее увлекает подрывная деятельность в солдатских сапогах и кружевном лифчике.
О чем же я говорю. О чем тут говорить, когда не тянешь ты. Не понимаешь в чем сложность меня как мужчины очень грустно быть дебилом. Слова Диего Прелого, пьяного и смелого. Потягивающего дымящийся кофе во фраке, но без цилиндра; чертящего в воздухе кривые линии, поющего себе славу и доверие, перелетая во сне из рая в Сибирь к ходившему с оглоблей на богов Филиппу Осянину замороженному Уолту Диснею. К Осянину. К мнимому Филиппу и подлинному церковному органисту Тамундо, за короткий срок опустившемуся до отрицателя всего святого ради него, меня, ради всего святого заканчивайте. Осянин, Тамундо, Родригес, Уолт Дисней, Диего Прелый, Беовульф и Даробрал. Запутанная история. Клиническая депрессия.
Год, как год? прошел, как год? год, как год, прошел и прошел, собака пыхтит как еж, земля почти не двигается, императивом становится отрешенность, ты ничего не сказала? Нет? Правильно.
В школе ты был лидер?
Меня никто не видел. Но свою душу я рвал и терзал. А ты, используя пластмассовый имитатор, перестала уважать живых людей. Толстые стены из гнили, тонкие перегородки из стали поймешь, если сможешь. Я тебя не осуждаю. Не буду осуждать, если не поймешь: дзэн не в роскошной, присыпанной снегом ели, а в притулившемся рядом с ней ржавом столбе, облепленном той же субстанцией. Вот так, крошка. Убегая от волков, охотник прыгнул мне на руки, и я отнес бедолагу в деревню. Не отшвырнув понуро сопровождавшим нас хищникам.