Обсуждая эти вопросы, специалист в области детского развития и социальной политики в сфере образования Джек Шонкофф пишет:
Рассуждения, выходящие за пределы сферы исследований или искажающие имеющиеся данные, наносят большой ущерб авторитету науки и вере в нее на поприще государственного образования и социальной политики. Наиболее очевидный пример утверждение о том, что у пережившего или видевшего насилие ребенка в мозгу происходят необратимые изменения, в результате которых он всю свою последующую жизнь страдает от эмоциональных нарушений и проявляет неистребимую жестокость и агрессию Однако эти заявления абсолютно ничем не подтверждаются[5]
Одно из замечаний Шонкоффа особенно важно при обсуждении привязанности, роли утраты и расставания: «Не существует совершенно никаких данных, благодаря которым можно было бы всего лишь только поставить вопрос о наличии причинно-временных связей между различными реакциями мозга и переживанием негативного опыта, как нет и нейробиологических доказательств обратимости этих гипотетических повреждений». Безусловно, очень заманчивой является идея, что, глядя на развитие мозга, можно узнать все о привязанности. Но автор этой книги от нее отказывается.
Глава 2
Дети, история, война и политика: ранние исследования привязанности
Люди интересовались вопросами эмоционального развития уже с самых ранних периодов истории, особо уделяя внимание любви матерей к своим чадам. В истории о суде царя Соломона, как и в других притчах, любовь матери выведена очень красочно мать готова даже отказаться от ребенка, зная, что спасет его от мучений и страданий. При этом в подобных историях редко говорится о предпочтениях самого ребенка. Однако это вовсе не означает, что чувства детей наших предков совсем не волновали.
Материнская любовь
Сильнейшая привязанность и бескорыстная забота матерей нередко считались инстинктивной реакцией, биологической чертой, характерной в равной степени для людей и для животных (так, общеизвестно, что найти овцу, которая взялась бы взращивать ягненка-сироту вместо своего умершего отпрыска, практически невозможно). Признавалось, что приемная мать способна развивать с ребенком эмоциональную связь, причем связь взаимную. Ни у кого не вызывало сомнения, что материнская любовь врожденная, биологически обусловленная реакция, возникающая непосредственно после рождения ребенка. Часто утверждалось, что эмоциональная связь устанавливается в ходе кормления грудью. Да, в нашей культуре вскармливание приемной матерью уже почти не встречается, но в принципе это возможно.
Любовь ребенка
Мысль о важной роли грудного вскармливания для установления эмоциональной связи ассоциируется у нас с кормилицами. В XVIII, XIX и даже начале XX века родители довольно часто обращались к услугам кормилиц женщин, которые за деньги вскармливали детей грудью. Иногда кормилицы жили в хозяйском доме, а бывало и так, что детей надолго отдавали кормилицам, которые совсем не обязательно жили по соседству. Причинами этих мер были, прежде всего, болезнь или смерть биологической матери. В других случаях к кормилицам обращались женщины, которые не могли оставить работу. Среди прочих причин новая беременность или желание сохранить фигуру и не обременять себя лишними заботами[6]. При обсуждении плюсов и минусов обращения к кормилицам часто говорилось о потенциальном вреде их молока или возможности заимствования через кормление нежелательных физиологических черт, о влиянии же на отношения ребенка с матерью никто не задумывался.
Ребенок и кормилицаТот факт, что кормилицы всегда любят порученных им детей, не подлежит сомнению и не вызывает удивления. Некоторые из них надолго оставались в хозяйском доме даже после того, как сам процесс кормления уже был завершен. И многократно наблюдались случаи, когда ребенок испытывал более теплые чувства к кормилице, чем к матери. При этом данное обстоятельство никого не волновало, и после завершения периода кормления грудью расставание ребенка и кормилицы зачастую было неожиданным и резким. На полотнах XIX века мы встречаем изображения детей, которые отворачиваются от матери, находя поддержку в объятиях любимой кормилицы[7].
Порой даже фиксировались случаи непосредственного влияния на человека резкого расставания с кормилицей. Так, записана история двухлетнего мальчика, которого в 1841 году кормилица возвратила в родительский дом. В течение двух недель, пока она была там с ним, он чувствовал себя прекрасно, но потом ей пришлось уехать