А что я вообще знал о своем народе? Сейчас проявилось все, что постепенно накапливалось во мне за эти почти четыре года. Жалкая горстка людей, чудом спасшаяся от лагерей уничтожения. Особенно потряс меня один старик. Он работал у печей в Освенциме. Старик… На два года старше нас с тобой. Он умолял меня взять его в батарею. Он хотел дорваться до немцев. Потом мы воевали с ним против англичан и против арабов. Какой был боец!
Исак наполнил рюмку. Игорь показал на свою. Рюмки чокнулись.. Выпили молча.
– Погиб?
– Погиб. Зихроно ливраха.
– Что ты сказал?
– Благословенна память его. Так у нас говорят.
– Знаешь, Исачок, я заметил в тебе перемену, когда ты вернулся из Будапешта. Поэтому я и верил и не верил разговорам о твоей смерти. Единственное, что смущало меня: неужели ты бы меня не предупредил?
– Да. Мне хотелось рассказать тебе. Но, прости меня, Гоша, даже в тебе я тогда видел гоя, неспособного понять, что творится во мне. Это трудно объяснить. Потом отошло.
Любопытство стерло невозмутимость с лица метрдотеля. Многое он повидал на своем веку. Когда он был еще молодым официантом, ресторан посещали в основном англичане. Потом пришли немцы. Они пили побольше англичан, зато вели себя по-свински. Повидал он пьянчуг. Но эти начали третью бутылку, и даже нет ни малейших признаков опьянения. Кто же они такие? Один – явно израильтянин. Только они так гордо выставляют напоказ свою звезду. Второй? Английский у него, как у интеллигента из Лондона. Между собой говорят на каком-то славянском наречье. Третья бутылка смирновской водки!
… Игорь знал свою норму. До четырехсот граммов водки только легкая, незаметная окружающим эйфория, обостренное чувство восприятия и быстрая реакция. Затем… Четыреста граммов будет, когда уровень опустится до рисунка на этикетке. Здесь – стоп! Губернатор пьет только сок. Если он ждет опьянения, то деловой разговор никогда не состоится. Но разговор состоялся.
– Мистер Иванов, за сколько вы хотите продать свою электростанцию?
– За тридцать пять миллионов долларов.
– И ни центом меньше?
– Я не уполномочен говорить о меньшей цене.
– Понимаю. А о большей?
Игорь внимательно посмотрел на губернатора.
– Мистер Иванов, мы ведь деловые люди. Мне кажется, что с вами я могу быть откровенным. Почему бы вам не взять за вашу станцию сорок миллионов?
Игорь опрокинул в рот полную рюмку водки, положил на маленький кусочек хлеба лепесток, отрезанный от роскошной розы из масла, подцепил полоску семги и внимательно посмотрел на губернатора.
Забавная манера собеседования у этого русского купца.
– Итак, сорок миллионов долларов, а?
– Надеюсь, пять миллионов вы добавляете не за то, что я имею честь обедать за вашим столом?
– Отнюдь! – рассмеялся губернатор.
Интересно, это его зубы, или протезы. До чего же красивы. Не удивительно, что госпожа премьер-министр до сего дня млеет в его присутствии. Если остальные статьи соответствуют его экстерьеру, то…
– Отнюдь. Я же сказал, что мы – деловые люди. Вы предлагаете нам электростанцию за тридцать пять миллионов долларов. Американцы – за сорок два. Следовательно, скажут в парламенте штата, американская электростанция лучше русской, что, заметим в скобках, соответствует действительности. Не торопитесь, мистер Иванов, я знаю, что вы скажете.
– Нет, господин губернатор, я не собираюсь говорить о качестве электростанции или о внешней политике моего государства.
– Вот как? Следовательно, я не угадал.
– Да, вы не угадали. Я думал о национальных интересах вашей страны.
Губернатор снова продемонстрировал красоту своих зубов.
– Это больше относится к компетенции центрального правительства.
– А ваш приезд в Агру свидетельствует о том, что вам известно, кто именно покупает электростанцию.