Но Вера ничего такого не говорила, и к концу второй недели Карцеву мучительно захотелось уехать в какой-нибудь цирк и не продлять отпуск, на что он имел полное право, а сократить его и как можно скорее начать работать и жить по привычному распорядку любого цирка – по распорядку, который начисто исключит все то, что сейчас тревожит Карцева…
Он тогда так и сделал. Позвонил в Москву, в отдел формирования программы Союзгосцирка, и попросил разнарядку. А через три дня сел в поезд и уехал не то в Свердловск, не то в Новосибирск… Сейчас и не вспомнишь.
Вася Человечков открыл глаза и спросил:
– Приехали?
– Да, – ответил Карцев.
– А времени сколько?
– Три.
Карцев закурил, открыл дверцу, и в кабине сразу стало холодно.
– Ты посиди, – сказал он Человечкову. – Я сейчас…
– Нет… Я с вами.
Вася тяжело вылез из кабины и тут же сел на стуненьки приемного покоя.
– Тогда вставай, – сказал Карцев.
– Я посижу… – хрипло сказал Вася и закашлялся.
– Вставай, вставай!.. Идем.
Карцев поднял Васю со ступенек и открыл дверь приемного покоя.
– Ну как, задний мост здорово шумел? – спросил Вася.
– Не очень.
– Он еще черт-те когда начал шуметь… Я сначала думал, вот-вот рассыплется, а потом привык. Сателлиты, что ли, подработались?
– Давай, давай, двигай… – сказал ему Карцев.
Васю оставили до утра в больнице, а Карцев, пообещав ему отогнать машину в цирковой гараж, еще немножко покурил у дежурного врача. Затем пришли три медбрата – студенты-практиканты из Первого медицинского института. Один из них, в джинсах и кедах, сел с Карцевым в кабину указывать дорогу, а двое других пошли за машиной пешком. К больничному моргу.
Карцев медленно вел машину между институтскими корпусами.
– Откуда везешь, шеф? – спросил медбрат в джинсах.
– Показывай дорогу, – ответил Карцев. – Теперь куда?
– Налево… Ну и работка. Шел бы лучше в такси…
– Заткнись, – сказал Карцев.
– Чего?!
– Заткнись, говорю. Показывай, куда ехать…
Вчетвером они спустили гроб в громадный подвал морга, и, когда Карцев поднялся наверх в прозекторскую, к нему подошла заспанная женщина в очках и шерстяном платке, накинутом прямо на халат, и сказала:
– Тут вам записка. На столе, под стеклом.
На куске форменного бланка для заключения патологоанатома было написано: «Профессор Зандберг просил позвонить ему в любое время. Зандберг Давид Львович. Тел.: В 8-24-69».
Карцев сел к столу и набрал номер Зандберга.
– Алло… – немедленно ответил Зандберг.
«Телефон у кровати», – машинально подумал Карцев и сказал:
– Давид Львович? Это Карцев.
– Ну?.. – сорвавшимся голосом спросил Зандберг, и было слышно, как он часто дышит.
– Это Вера.
Зандберг молчал.
– Вот так… – сказал Карцев и навалился грудью на стол.
– Боже мой… Боже мой… Какой ужас!.. – тихо проговорил Зандберг.
– Вот так, – повторил Карцев.
– Приезжайте ко мне, – сказал Зандберг. – Я совершенно один. Мои на даче…
– Нет, – сказал Карцев и подумал о том, что у него может не хватить бензина доехать до цирка. – Спокойной ночи, Давид Львович…
– О чем вы говорите!.. – тоненько воскликнул Зандберг. – О чем вы говорите…
– До свидания, – сказал Карцев и повесил трубку.
А Зандберг сидел у окна и невидяще всматривался в белесые предутренние стекла, и телефон с длинным, уходящим невесть куда шнуром стоял на подоконнике, а не у кровати, как думал Карцев. И душу Зандберга раздирала щемящая жалость к незнакомому Карцеву, которого он никогда не видел, к маленькому Мишке, которого он видел всего два раза, и к самому себе – уже очень пожилому человеку, у которого больше никогда не будет маленьких детей…
И хотя стрелка была на нуле, бензина хватило до самого цирка. Карцев разбудил вахтера и загнал машину во двор. Он вынул ключи из замка зажигания, отдал их вахтеру и ушел.