Хай, сказал Кирюшин.
Хэй-хэй, пробормотал Зуев.
Почему не на машине?
Не успел зимнюю резину поставить.
А теперь что, поздно? спросил Кирюшин.
Куплю новую и тогда Горпакова из восемьдесят восьмой квартиры знаешь?
У него вроде синяя «хонда».
Ни хрена у него нет, сказал Зуев. Моя резина лежала у Горпакова в гараже, и когда гараж обокрали, мою резину единым махом с его «хондой» сперли. Этакой вишенкой на торт сами того не ведая, воры пересадили на общественный транспорт сразу двоих.
Но тебя-то ненадолго. Твое «рено» сегодня с утра я видел.
У подъезда или где-нибудь на трассе? осведомился Зуев. Если на трассе, то его угнали.
По дорогам прочие похожие ездят, но твой неподвижен. Настолько завален снегом, что выглядит, как ничей. Крут ты с ним. У тебя на работе ты, вероятно, белой вороной считаешься. У вас в модельном доме приветствуется мягкость, обходительность люди же у вас утонченные. С повышенной ранимостью из-за некоторых особенностей и надобностей творить. Изобретать фасоны.
Я занимаюсь финансами, промолвил Зуев. Их творчество мне по барабану.
НА ОСНОВАТЕЛЬНОМ столе разложены плотные листы со схематичными набросками будущих одежд в обоюдной заинтересованности над ними склонились чопорный директор модельного дома Роман Доловинин и цветасто разодетый модельер Афанасий Костенко; директор волнисто проводит пальцем по одному из листов, модельер, задействуя авторучку, тут же придает творению новые контуры, на стоящего в дверях директорского кабинета Федора Зуева директор и модельер не глядят. Терпение Зуева истощается.
Вы будете меня слушать? поинтересовался Зуев.
Ты, Федя, нам не мешай, откликнулся Костенко. У нас тут образовалась срочность ты погоди.
Чего погоди? возмутился Зуев. Моим временем не тебе распоряжаться! Меня звал не ты, а директор, и я подозреваю, что вы, Роман Васильевич, желаете выслушать мое взвешенное суждение относительно вашей идеи сменить банк. Поданную вами мысль я обдумал. Соотнеся рейтинг надежности с предлагаемыми выгодами, я в порядке очередности вам перечислю. Надо?
Банков мы коснемся в свой час, сказал Доловинин. Сейчас я позвал тебя насчет Будды.
Кого? не понял Зуев.
Заказ у нас! воскликнул Костенко. От театрального сообщества, пожелавшего, чтобы мы для яркой мистерии о Будде костюмы смоделировали и пошили. Из-за важности данной персоны наш директор поручил проект мне, ведущему модельеру, и кое-что на суд Романа Васильевича я уже принес. Есть интерес подойди и оцени. Роскошные намечаются наряды!
У меня Будда с ними не ассоциируется, пробормотал Зуев. Он же вроде отшельника в расползающихся лохмотьях. Не в фирменных же тряпках.
До того, как уйти из мира, сказал Костенко, Будда был богатым царевичем, жившим во дворце со всеми вытекающими девицами, тусовками, эксклюзивными одеждами, бесконечными пирами и развлечениями, об этом Будде постановка и будет. Будда будет будто Будда хмм. Буддуотшельника современная публика бы проигнорировала. Он бы даже на премьеру зал не собрал.
Может быть, кивнул Зуев.
Я отвечаю! заявил Костенко.
Твоя убежденность тебе не уродует, проворчал Зуев. Меня-то, Роман Васильевич, вы зачем вызвали? Что я поведать вам должен?
Тебе, сказал Доловинин, следует проанализировать, не оскорбит ли этот спектакль чувства верующих. Втихую пусть возмущаются сколько хотят, но активная форма чревата помимо актеров и режиссера, гнев ведь и на нас падет. Возвращайся, Федор, к себе и поразмысли о том, какая у нас вероятность увидеть из окон разъяренных буддистов, офис нашей конторы шагающих громить.
Федор Зуев задумался. Совершив переход из директорского кабинета в финансовый отдел, он сел за стол и сковал себя столь сильным умственным напряжением, что Евгении Никоновой стало за него боязно.
Ты бы носорогов по извилинам не слишком гонял, сказала Никонова. Они с топотом и хрипом там у тебя носятся, а чего-нибудь отыскать не по ним не тот они вид. Не собаки. Тебе сказано подумать, но если ты совершенно не в теме, то что ты надумаешь? Да ноль. Что о Будде, что о квазарах.
Это кто? спросил Зуев. О квакерах я слышал, а о квазарах с религией связано?