О вас беспокоились.
Старички, усмехнулся Паша.
Развалины, кивнул Виктор.
НАКРЫВШИЙ собой свою сожительницу Шикину, Виктор Желтков ей воинственно вгоняет. После случки, порадовавшей ее, но не его, Виктор и Лидия рядом.
Развлечемся еще или спать будем? спросил Желтков.
Я за повторение, сказала Шикина. Знаешь, какой ты? Спортивный! Не тренировками окрепший, а имеющий это в себе, как данность.
У нас на роду написано это иметь, пробурчал Желтков. Это и в моем Паше словно напасть развивается.
Теннис собой забивая?
Могучим таким сорняком, толстенным
Фаллоообразным.
Его ни с чем не перепутаешь, промолвил Желтков. Ой, предвижу я, что промается мой Пашенька со своим теннисом лет до семнадцати и примется за девок уже без отвлечений на игру и карьеру. Куда папаша, туда и сынишка. Я этому не потворствую, но что тут я чтобы он закончил с теннисом, мне достаточно не давать ему денег, но от девок-то его как оттянешь? Если бы он им платил, я бы ему на подобные траты не выдавал, а так мы, Желтковы, женщинам не платим.
Вы вашими возможностями в радостное изумление нас приводите, сказала Лидия. Я ни минуты не жалею, что мы с тобой повстречались. То свидание на Гоголевском ты помнишь?
Ты предложила пойти в ресторан.
А ты сказал, что пойти к тебе и практичней, и романтичней. Не дав мне поразмыслить, ты промолвил, что и против моей квартиры не возражаешь, а поскольку у тебя не прибрано, посмешим-ка мы, моя дорогая, к тебе. Ко мне мы и поехали.
И тебе стало плохо.
Со моим давлением я всегда по краю пропасти хожу, вздохнула Лидия. Оно у меня и в нормальные для меня дни предельное, а когда вдобавок поднимается, хотя вроде бы некуда подниматься, голова у меня болит и настолько гудит, что помимо этого гула, мне что-нибудь услышать нелегко как-то раз после Нового Года мне звонит сестра и говорит, что-то говорит, я сквозь гудение слышу только: али, вали Рому что ли забрали. Рома муж сестры. Я спрашиваю у нее: что, Рому забрали? Она орет: не Рому забрали, а елку разобрали! У них искусственная они ее в коробку и на антресоль. До следующего Нового Года. До которого большинству дотянуть выпадет. А кому-то почему-то в гроб.
Дух Лидии Шикиной порабощается мглистой замогильностью.
ОНА же заполонила и квартиру Арининых в упор не видя приунывшую Веру, Олег Аринин грызет яблоко.
Апчхи, сказала Вера.
Будь здорова, промолвил Олег.
Я не чихнула я просто сказала: апчхи. Чтобы не было такого, что у нас с тобой за весь вечер без единого слова обошлись.
Если бы мы поссорились, молчание бы на нас давило, но мы же не цапались, заявил Олег. Мирные супруги уважительно молчат. С мыслей друг друга не сбивают. У жены они о баснописце, у мужа о неприглядной правде бытия мои меня едят заживо.
Это ты ими обжираешься, сказала Вера. Тебе требуется диетолог.
Определенно. А кто им для меня может стать?
Твое собственное сознание, ответила Вера. Черные мысли в тебе кто рождает?
Оно.
А ограничить их рождаемость кому под силу?
Ему же, ответил Олег. Но само оно на уступки мне не пойдет.
А ты на него волевым образом поднажми, сказала Вера. Расслабься и помедитируй. Или книгу разумную почитай. Платона, Монтеня
А Вермищева? вставил Олег.
Не стоит пренебрегать и Вермищевым, но не тебе. Ты его и в хорошем настроении не открывал, а в унынии-то что залезать ты же знаешь, сколь часто я говорила тебе: почитай Вермищева, поинтересуйся, что он за творец, и даже не для себя для меня, я же отдала ему годы, а тебе совершенно параллельно, как и о чем он пишет. Я тебе говорила, говорила потом дергать тебя Вермищевым мне приелось.
Ты устала или нужда исчезла? осведомился Олег.
Когда ты зовешь человека, а он, при том, что он в метре от тебя, не отзывается, ты его не понимаешь, но ты за ним замужем, ты вышла за него добровольно поковырявшись в былом, мы, Олег, расшевелим и распалим угольки не для согрева. Для пожара.
Заполыхавший горячностью взгляд жены защищенного безразличием Олега не обжигает.
НАКРУЧЕННЫЙ за день Желтков с пакетом в руке входит в здание и встает перед сидящим у телевизора охранником Котишевским.
У меня пакет к директору фирмы «Крепмаш», пробурчал Желтков.