Царь-батюшка, ты не серчай, оправдывался он, это обычай такой. Во всех пособиях по допросу говориться, что сперва надо расспросить родственников про «страх ов ке».
Но царь завелся не на шутку.
Все, хватит меня спрашивать! Я уже сказал, что не видел дочь со вчерашнего дня! Спрашивайте придворных!
Сыщикам пришлось согласиться, потом царя спрашивать больше было не о чем.
Попытались допросить мамок царевны, но кроме оханья и плача ничего не смогли добиться от них.
От воеводы то же было мало толка. Он сказал, что всю ночь был на часах в трактире и больше ему сказать нечего.
Так они обошли всех придворных. Царевну все видели то утром, то ближе к обеду, то вечером и всегда речь шла лишь о прошлом дне. Отец Автандил сопровождал Сему на всех допросах со своей неизменной свечой. Особых вопросов он не задавал, но периодически отлучался это давали знать о себе съеденные утром фрукты.
И вот после очередного такого отлучения, батюшка вернулся с озабоченным лицом. В это время Хомсов закончил допрашивать очередного придворного старого учителя правописания Иоанна Перышкина. Старик был глух и практически слеп. Вопрос приходилось повторять по нескольку раз, потому что старик не слышал и говорил совершено про другое. Он считал, что его просят рассказать биографию. Сема был вынужден отпустить старого учителя, но тот не прервал своего рассказа. Поэтому Хомсов сам оставил старика в покое, и ушел с батюшкой.
Что-то не так, коллега? спросил Сема отца Автандила, заметив его озабоченное лицо.
Да, коллега, у меня такое чувство, что мы что-то упустили. Мне кажется, что ответ у нас на поверхности, а мы его не видим.
На поверхности?
Да, но из-за этих фруктов я никак не могу сообразить, коллега.
Сема снял очки, протер их платочком и вновь надел. При этом глаза у него были такие, словно он увидел нечто необыкновенные.
Фрукты, царевна, утро прошептал он. Фрукты, фрукты. Он быстро вынул из-за пазухи мешочек и достал из него надкушенный апельсин.
Этот апельсин я нашел в комнате царевны, сказал он.
Сема Хомсов схватил батюшку за рукав и потащил за собой. Они почти бежали по дворцовым коридорам, распугивая зазевавшихся придворных.
Царевна не стала есть эти фрукты, объяснял отцу Автандилу Сема. Она только откусила апельсин и выбросила его.
Что же было потом, коллега? спросил батюшка, задыхаясь от быстрого бега.
Как что, она пошла за новыми фруктами, а кто доставляет их во дворец?
Не знаю, коллега.
Вот и я не знаю, коллега. Но думаю, что на царскую кухню на это скажут, с этими словами Сема Хомсов вместе с отцом Автандилом оказались на царской кухне.
Кухня находилась на первом этаже дворца. Несколько больших помещений, выложенных белым мрамором, вмещали в себя множество печей, столов на которых теснились сковородки, кастрюли и котелки. Здесь всегда было тесно из-за поваров, поварят и кухарок. В воздухе пахло жаренным, пареным, ароматами корицы, мяты, перца, горчицы и прочих пряностей. Слышалось шипение и бульканье.
Главный повар Степан Бульёнов, пузатый мужчина с окладистой бородой в прошлом царский воевода, всегда ходил с символом поварской власти золотой поварешкой. Здесь он был царь и бог. На вопрос, кто занимается доставкой фруктов во дворец, он показал на маленького, носатого человечка с невероятно большими черными усами.
Спросите у Ахмеда, сказал он низким грудным голосом. Он привозит с рынка фрукты.
Усы у Ахмеда были предметом гордости. Они были всегда лихо закручены к верху. Широкая белоснежная кепка красовалась на его голове.
Сема с отцом Автандилом подступились к нему и голосами, пониженными до уровня таинственности, спросили, не происходило ли чего-нибудь таинственного. Ахмед, выпучив глаза, посмотрел вначале на одного сыщика, а потом на другого и разразился непрерывным потоком слов. При этом он отчаянно жестикулировал.
Вай, как не произошло! Произошло, и еще как произошло! Вот, видишь, он указал себе на голову.
Сема встал на цыпочки и внимательно осмотрел голову с необъятной кепкой.
Голова, вроде бы цела, осторожно сказал он.
Вай, голова цела, кепка нет. Видишь, кепка новая, совсем новая, а фартук, он потряс накрахмаленным фартуком. И фартук тоже новый! Все новое!
Батюшка Автандил сочувственно кивал головой, а потом сказал: